Эзотерика * Aquarius-eso.ru

  СУФИЗМ

Многие ученые Востока и Запада героически посвя­тили всю свою жизнь тому, чтобы с помощью своих дис­циплин сделать доступными для всего мира суфийские литературные произведения и философские материалы. Во многих случаях они добросовестно и многократно записы­вали слова суфиев о том, что Путь суфиев невозможно по­стичь с помощью интеллекта или простого изучения книг. То, что знание этого принципа не мешало их попыткам втискивать суфизм в рамки своего понимания, является данью их интеллектуальной честности и вере в свою систе­му исследований.

Суфиев можно было бы обвинить в лицемерии, если бы они не утверждали, что понимание истинной ценности су­физма ограничено определенными рамками, за исключе­нием, конечно, реальной обучающей ситуации, которая требует физического присутствия суфийского учителя. Су­фии считают не случайным тот факт, что «тайное учение», о существовании которого долгое время догадывались и ко­торое искали, оказывается столь трудным для понимания искателя. В то время как коммунизм можно назвать рели­гией без Бога, академическое изучение суфизма тем, кто не является хотя бы до некоторой степени «практикующим су­фием», это суфизм, лишенный своего самого существенно­го фактора. Если это утверждение противоречит установив­шемуся мнению о том, что человек может найти истину, развивая способности, которыми, по его мнению, он уже обладает, то ответ будет только один. «Тайная традиция», т.е. суфизм, не имеет никакой силы, если подходить к ней, основываясь только на предположениях, относящихся к иному миру, миру интеллекта. Если считать, что истинные знания о явлениях, не имеющих отношения к физическому миру, следует искать только с помощью рационального и «научного» подхода, тогда никакой контакт между суфием и предполагаемым непредубежденным искателем не будет возможен.

Суфийская литература и предварительное обучение предназначены для того, чтобы соединить две эти системы мышления. …

Суфизм, который считается питательным веществом для общества, предназначен не для того, чтобы существо­вать внутри общества в неизменном виде. Можно сказать, что суфии создают свои системы не так, как создаются мо­нументальные здания; они не предназначают их в качестве предмета изучения и исследований для целых поколений. Суфизм передается человеком, учителем. Неосведомлен­ность о нем широких кругов и наличие подражателей еще не говорит о том, что учителей не существует.

Следы суфизма можно встретить в различных органи­зациях, уже лишенных момента передачи бараки от чело­века к человеку и сохраняющих только форму. Поскольку обычный человек легче всего воспринимает именно эту внешнюю оболочку, мы должны использовать ее, чтобы указать на нечто более глубокое. В отличие от такого че­ловека, мы не можем сказать, что такой-то ритуал или книга олицетворяют собой суфизм. Мы начнем с социаль­ного, человеческого, литературного материала, каждый из которых является в равной степени несовершенным (из-за отсутствия влияния живого человека - учителя) и второ­степенным, т.к. он воспринимается только частично. Исто­рические факты, такие, как религиозное и социальное уст­ройство, если оно еще существует, являются второстепен­ными, поверхностными явлениями, существование кото­рых зависит от организации эмоций и других внешних факторов. С суфийской точки зрения эти факторы, столь важные для поддержания знакомых уже систем, являются всего лишь заменой настоящей жизнеспособности орга­низма, которая так отличается от внешнего вида или сенти­ментальности.

Суфийская школа, как и всякое другое естественное яв­ление, появляется для того, чтобы расцвести и исчезнуть, а не для того, чтобы оставлять следы в механических ритуалах или антропологически интересных пережитках. Функ­ция питательного вещества в том, чтобы быть переработан­ным, а не в том, чтобы оставлять застывшие следы.

Касаясь этой тенденции, великий суфийский учитель Джами говорит, что если позволить бороде разрастись слишком пышно, она будет соперничать с волосами головы в претензиях на внимание или видное положение.

Нетрудно понять, что призывы суфизма к «органично­сти» и «человеческому образцу» немедленно выводят его из сферы влияния обусловленного обучения.

Однако есть некоторая ценность в том, чтобы обратить внимание на суфийские влияния в области культуры. Прежде всего, мы можем увидеть попытки установления контакта между обычным мышлением и суфийским опы­том, содержащиеся в поэзии, литературе и других источни­ках, предназначенных для того, чтобы привести обычное, ослабленное или неразвитое человеческое сознание к боль­шей способности восприятия и осознания. Суфии утверждают, что даже в такой культурной среде, где авторитарное и механическое мышление задушило разностороннее понимание, человеческая индивидуальность дол­жна утвердить себя, пусть даже с примитивным ощущени­ем того, что жизнь должна иметь больше смысла, чем это официально пропагандируется. …

Суфизм занимается разви­тием линии связи с высшим знанием, а не с комбинацией отдельных фактов, какими бы интересными с историче­ской точки зрения они ни были, и не с теориями.

Следует помнить, что суфизм является восточным обра­зом мышления лишь в той мере, в какой он сохраняет ту веру (например, в образец человека), которая утратила свою силу на Западе. Он является оккультным и мистическим в той степени, в какой методы его отличаются от тех, которые авторитарные и догматические организации объявляли истинными. Суфии считают подобные организации всего лишь частью, периодом истории человечества. Претендуя на «реальный» источник знания, суфизм не может принять претензий современного отрезка времени, который, если смотреть на него изнутри, считается сейчас «логичным». …

Суфизм познается только суфийскими методами.

Было бы интересно отметить разницу между наукой, как мы ее понимаем сегодня, и как понимал ее один из ее пионеров Роджер Бэкон, которого считают чудом средне­вековья и одним из величайших мыслителей человечества, и который был первооткрывателем метода познания, приобретаемого через опыт. Суфии из школы просве­щенных научили этого францисканского монаха тому, что есть разница между накоплением информации и познава­нием с помощью настоящего эксперимента: в своей работе «Opus Maius», где цитируются суфийские авторитеты, Бэ­кон пишет:

«Есть два способа познания: с помощью аргументов и с помощью опыта. Аргументы приводят к умозаключениям и заставляют нас допускать их правильность, но они не приводят к определенности и не уничтожают сомнений так, чтобы ум мог не сомневаться в истине, если это не под­креплено соответствующим опытом».

Эта суфийская теория известна на Западе как научный метод индуктивного развития. Позднейшая западная наука во многом основана на нем. Однако современная наука вместо того, чтобы принять идею того, что опыт необходим во всех областях человеческого мышления, по-своему по­нимает смысл «эксперимента», таким образом, что экспе­риментатор остается максимально удаленным от своего опыта.

Суфии считают, что когда Бэкон писал эти строки в 1268 году, он атаковал современную ему науку, но вместе с тем передал только часть той мудрости, на которой она могла быть основана. С тех пор «научное» мышление долго и героически рабо­тало, основываясь на этой частичной традиции. Несмотря на свои суфийские корни, ослабление традиции помешало исследователю приблизиться к знанию с помощью знания, т.е. с помощью «опыта», а не просто «эксперимента».

* * *

“Совершенный суфий велик, возвышен; он чист. С помощью любви, работы и гармонии он достиг высшей степени мастерства. Для него не существует тайн, вся его сущность проникнута волшебным блеском. Он Руководитель и Странник, идущий Путем беспредельной красоты, любви, знаний, могущества, завершенности; он Страж Древней Мудрости, он Прокладывающий дорогу к высшим тайнам, он возлюбленный друг, само бытие которого опьяняет нас, придавая новый смысл духу человеколюбия”.

Эти слова были сказаны о суфиях одним из современных писателей, который не относился к их числу, хотя и жил среди последователей Пути Любви.
Неразвитому человеку кажется, что суфий непостоянен, но для тех, кто обладает внутренним восприятием, он остается тем же, ибо сущность его осталась неизменной. Один из ученых Кашмира, веками бывшего одним из центров суфийского учения, еще в XVII в. проделал работу, которую сегодня можно было бы назвать обзором наиболее общих особенностей, присущих суфийским мистикам. Речь идет о Сираджеддине, который объездил не только все соседние страны, но побывал даже на Яве, в Китае и Сахаре, встречаясь с суфиями и записывая их устное наследие.

Сираджеддин пишет: “Суфий - это совершенный человек. Когда он говорит: “Среди роз будь розой, среди шипов будь шипом”, - речь идет не обязательно о поведении в обществе. Суфии - это поэты и влюбленные. В зависимости от того, в каких условиях развивается их учение, они могут быть солдатами, должностными лицами или врачами. Глазам стороннего наблюдателя они могут показаться магами, мистиками или же людьми, занимающимися совершенно бессмысленными вещами. Если вы считаете их святыми, святость их будет полезной для вас, если же вы работаете с ними, как их товарищ, вы сможете получить пользу от общения с ними. Мир они считают отдельным инструментом, шлифующим человечество, сами же они в процессе непрерывного творения выполняют функции шлифовальщиков других совершенных людей. Некоторые из них разговаривают, другие молчат, третьи, как кажется, беспрерывно путешествуют, четвертые остаются на одном месте, занимаясь обучением. Для того чтобы понять их, необходимо использовать интуитивный разум, который в обычном состоянии подавляется разумом логическим. Избегайте суфиев и пользуйтесь только ограниченными, понятными и самоочевидными их услугами до тех пор, пока не научитесь понимать нелогичность и всю глубину скрытого в ней”. «Сафарнаме». Сир Аббаси, 1649 г.

Отдельного суфия, так же как и всех суфиев вместе взятых невозможно описать отдельной группой слов или понятий. Возможно, это удастся сделать, если использовать для этой цели картинку, которая может двигаться и создавать впечатление, различных измерений. В известном произведении, принадлежащем перу одного из величайших мистических учителей Руми, так говорится о суфии:

«Без вина пьян, без еды сыт; обезумевший, забывший о еде и сне; король, надевший простую одежду; клад в развалинах; не из воздуха и не из земли, не из огня и не из воды; безбрежное море. Он обладает сотней лун и солнц. Мудрость его взята не из книг, истина сделала его мудрым».

Можно ли его назвать религиозным человеком? Нет, он гораздо выше! «Он выше веры и неверия - что для него заслуги и грехи? Он скрыт - ищите его!» Эти известные слова, взятые из «Дивана Шамса Табризи», написанного в XIII в., говорят нам о том, что суфий скрыт и скрыт более глубоко, чем последователи любой другой тайной школы. Тем не менее, тысячи отдельных суфиев пользовались широкой известностью на всем Востоке. Суфийские общины можно встретить в арабских странах, в Турции, Иране, Афганистане, Индии, Малайзии.

Чем настойчивее пытались западные ученые проникнуть в тайны суфиев, тем более сложной представлялась им эта задача. Их труды включают в себя исследования по мистицизму, востоковедению вообще, и арабистике в частности, истории, философии и литературе. Однако суфийская мудрость гласит: «Тайна охраняет себя, обнаружить ее можно только в духе и практике Работы».

Представления обычных людей Востока о суфиях часто совпадают с западными представлениями о них как о восточных мистиках. Их считают обладателями сверхъестественных способностей, наследниками тайн, дошедших до них из глубины веков и символизирующих собой мудрость и неподвластность времени. Суфий может читать мысли, мгновенно переноситься из одного места в другое, он постоянно поддерживает связь с потусторонним миром.

Суфиям приписывают обладание тайным могуществом, и нередко можно встретить людей, которые расскажут вам, например, как суфий излечили их с помощью одного только взгляда или какого-нибудь другого необъяснимого способа. Их считают непревзойденными мастерами в определенных сферах деятельности и в доказательство тому называют имена многих людей. Они ошибаются гораздо реже, чем другие, и ко всему имеют особый подход. Дальнейшие события доказывают правильность их действий, что приписывают способности предвидению. Сами суфии верят, что они принимают участие в высших формах эволюции человечества. …

Одна трудность в попытках подхода к суфизму с помощью суфийских произведений, написанных на Востоке, была замечена многими учеными, предпринимавшими такие попытки, в том числе и проф. Николсоном, который долго работал, чтобы понять и сделать доступной Западу суфийскую мысль. Публикуя отрывки из некоторых суфийских произведений, он признает, что «очень большое количество этих произведений являются совершенно особыми и уникальными, поэтому подлинный смысл их открывается лишь тем, кто обладает ключом к шифру, в то время как непосвященные понимают все либо буквально, либо вообще ничего не понимают». (Р.А. Николсон. Мистические сказки. Лондон, 1931, стр. 171.) …

В обычной жизни некоторые формы понимания становятся доступными благодаря опыту. Человеческий ум является тем, что он из себя представляет, отчасти вследствие влияний, которым он подвергается, а также своей способности использовать эти влияния. Взаимодействие между влиянием и умом определяет собой качество личности. Суфии сознательно подходят к этому нормальному физическому и ментальному процессу. Это приводит к более эффективным результатам; “мудрость” становится постоянной и не зависит больше от времени, эпохи и случая. Для того чтобы проиллюстрировать этот процесс, суфии приводят в пример дикаря, поедающего все, что попало, и человека, умеющего различать, который ест лишь то, что является вкусным и может принести ему пользу.

По всем вышеупомянутым причинам было бы бессмысленным пытаться излагать суть суфийского мышления и деятельности в обусловленной или упрощенной форме. Абсурдность таких попыток суфии сравнивают с “поцелуями через посредника”. Суфизм может быть естественным (спонтанным), но он является также частью высшей формы эволюции человечества, причем сознательной формы. В тех обществах, где суфизм не проявлял себя именно в такой сознательной форме, не существует способов адекватной его передачи. С другой стороны, почва для такой передачи (частично литературной, частично описательной, частично наглядной и т.д.) уже подготовлена в других местах.

Люди с метафизическим складом ума, и в особенности те, кто считает себя мистиками или же способными к “внутреннему восприятию”, не имеют никаких преимуществ перед остальными, когда дело касается восприятия суфизма. Их субъективность, особенно если она связана с представлениями о собственной уникальности, “позаимствованными” у других, может на самом деле оказаться проявлением серьезной неспособности.

Упрощенного суфизма не существует, более того, он ускользает от тех неустойчивых людей, которые могут быть уверены в том, что им удастся понять его, постичь что-нибудь “духовное” с помощью того, что на поверку оказывается грубой и неэффективной способностью к восприятию. Несмотря на всю крикливость таких людей (а они часто оказываются именно такими), едва ли они вообще существуют для суфиев.

Едва ли смогут получить какую-нибудь пользу от суфизма те, кто говорит: «Все это невозможно описать, но я чувствую, что вы имеете в виду», - т.к. суфии работают и прилагают усилия к тому, чтобы пробудить определенную область сознания, полагаясь при этом не на удачу, а на особые методы. Суфизм не имеет ничего общего с воздушными замками, взаимными восторгами или безжизненными обобщениями. Когда исчезает “острота”, исчезает суфийский элемент ситуации, и наоборот. Суфизм предназначен не для особой части общества, ибо такой части попросту не существует, но для определенной способности, скрытой в людях. Суфизм не существует там, где люди не активизируют в себе эту способность. Он содержит в себе и “суровую” и “мягкую” реальность, разлад и гармонию, яркий свет пробуждения и мягкую темноту стремления ко сну. …

Существует возможность воспринять дух суфизма и через литературные произведения, если не забывать при этом, что его необходимо практиковать постоянно и не из эгоистических побуждений. Это зависит не только и не столько от влияния художественных форм, сколько от влияния жизни на жизнь.

В соответствии с одним из определений суфизм есть жизнь человека. Оккультные и метафизические силы проявляют себя чаще всего случайно, хотя и могут играть определенную роль в этом процессе, если они уже не сыграли ее в деле самоутверждения или удовлетворения человека. Уже не требует доказательств тот факт, что попытки стать суфием из желания добиться личного могущества, как его обычно понимают, не имеют успеха. Ценными являются только поиски истины, подкрепленные желанием обретения мудрости. Единственным методом является слияние, а не изучение. …

Суфий часто начинают с вещей, не имеющих отношения к религии. (Состояния в суфийской литературе соответствуют трансмутации семи “душ”, которые обозначаются техническим термином “Нафс”.) Они говорят, что ответ следует искать в разуме самих людей. Разум надо сделать свободным, чтобы с помощью самопознания интуитивное знание привело человека к завершенности. Иной путь, путь подготовки, подавляет и сдерживает интуицию. Несуфийские системы превращают человека в обусловленное животное, одновременно внушая ему, что он свободен в выборе образа действий и мышления.

Суфий - это человек, который верит, что с помощью поочередного отделения от жизни и ассимиляции с ней он становится свободным. Он является мистиком, т.к. верит, что может добиться гармонии с целями всего творения. Его можно назвать и практичным человеком, потому что он верит, что этот процесс происходит в рамках обычного общества. Он должен служить человечеству, т. к. он является частью его. Великий Аль-Тургаи, современник Омара Хайама, в 1111 г. сделал такое предупреждение: «О человек, искусство это заключает в себе много сведений, помогающих раскрывать тайны; слушай же, ибо в молчании спасение от ошибок. Они предназначили тебя для определенной цели, но ты не смог понять этого. Береги себя, чтобы в один прекрасный день не осознать всю бессмысленность того, что ты делал».

Для того чтобы преуспеть в этом, он должен использовать методы, разработанные ранними суфийскими мастерами. Эти методы позволяют избежать влияния целого комплекса факторов, связанных с воспитанием, которые делают большинство людей пленниками их окружения и воздействия их же собственных переживаний. Суфийские упражнения разрабатывались с учетом взаимодействия двух вещей - интуиции и меняющихся аспектов человеческой жизни. Интуиция подскажет человеку, какими именно методами ему пользоваться в различных обществах и в разное время. Это нельзя назвать непоследовательностью, ибо подлинная интуиция всегда последовательна.

Суфийскую жизнь можно прожить в любое время и в любом месте. Она не требует ухода от мира, участия в каких-либо организованных движениях или соблюдения религиозных догматов. Жизнь суфия созвучна жизни всего человечества, поэтому суфизм нельзя назвать чисто восточной системой. Суфизм оказал глубокое влияние не только на восточную, но и на самую основу западной цивилизации, в условиях которой живут многие из нас и которая является смесью христианского, иудейского, мусульманского и ближневосточного или же средиземноморского наследия, что в совокупности мы называем “западным”.

Суфии считают, что люди способны к бесконечному совершенствованию. Совершенство приходит к тем, кто достигает гармонии со всем существующим. Физическая и духовная формы жизни соприкасаются, но только в том случае, если между ними устанавливается полное равновесие. Системы, призывающие к уходу от мира, считаются несбалансированными. Физические упражнения связаны с теоретическими построениями. В суфийской психологии, например, существует важная взаимосвязь между учением о «Семи состояниях человека» и единением личности, а также между движением, опытом и последовательными достижениями высокоразвитой личности.

Где и когда зародился суфийский образ мышления? Большинство суфиев считает, что этот вопрос едва ли имеет реальный смысл. “Место” суфизма внутри человечества.

“Суфийская практика слишком тонка для того, чтобы иметь формальное начало”, - говорится в книге «Асрар аль-Кадим ва-аль-Кадим» («Тайны прошлого и будущего»). Поскольку ясно, что история не так важна, как настоящее и будущее, многое можно было узнать, попытавшись проследить распространение современного суфизма, ибо он начал распространяться с завоеванных арабами территорий около 1400 лет назад. Приводя в пример этот период развития, суфии показывают, как и почему идея самосовершенствования может быть принята любым обществом, независимо от его номинального и социального устройства.

Последователи суфизма считают его внутренним, “тайным” учением, скрытым в любой религии, а поскольку основа его уже заложена в уме каждого человека, то суфийское развитие неизбежно должно найти свое выражение в любых условиях. Исторический период развития этого учения начинается с распространения Ислама из пустынных районов в уже сложившиеся социальные образования Ближнего Востока.

До середины VII в. распространение Ислама даже в пределах Аравии было сомнительным, но ему было суждено вскоре подчинить себе целые империи Ближнего Востока, каждая из которых обладала складывавшимися веками традициями в области политики, военного искусства и религии.

Мусульманские армии, первоначально состоявшие, главным образом, из бедуинов и только в дальнейшем пополнившиеся новобранцами другого происхождения, наступали на север, восток и запад. Халифы стали хозяевами земель древних евреев, византийцев, персов, а также греков и буддистов; на западе завоеватели достигли юга Франции, а на востоке - долины Инда. Эти политические, военные и религиозные завоевания были основой современных мусульманских стран и обществ, территория которых простирается от Индонезии на Тихом океане до Марокко на Атлантическом.

Именно благодаря этому суфийские мистики стали известны Западу. Усилиями этих людей учение существует в современном виде, объединяя людей интуитивного знания от Дальнего Востока до самых далеких уголков Запада.

Первые халифы владели миллионами квадратных миль земли, неисчислимыми богатствами и могли оказывать политическое давление на весь средневековый мир. В их руках оказались центры, занимавшиеся изучением наследия древних, и частично традиционные мистические школы. В Африке к этим школам относились общества Египта, включая и Александрию; западнее был Карфаген, где святой Августин изучал и проповедовал эзотерические дохристианские учения. Здесь же можно отметить Палестину и Сирию, колыбель тайных традиций; Центральную Азию, где наиболее прочно закрепились буддисты; северо-западную Индию с древними традициями мистицизма и эмпирической религии - и все это находилось в пределах мусульманской империи.

В эти центры предпринимали путешествия арабские мистики, издавна именовавшиеся “Близкими” (мукарри-бун), которые верили в фактическое единство внутренних учений всех религий. Подобно Иоанну Крестителю, они носили одежды из верблюжьей шерсти и могли быть известны как суфии (Люди Шерсти), хотя и не только по этой причине. В результате контактов с ханифами все эти древние центры стали оплотами суфийского учения. Была установлена связь между учениями и практикой христиан, зороастрийцев, иудеев, индуистов, буддистов и т.д. Этот процесс слияния сущностей никогда не воспринимался несуфиями как реальность, потому что такие наблюдатели считают невозможным даже осознание того факта, что суфий видит суфийское учение и вступает с ним в контакт в условиях любой культуры подобно пчеле, которая собирает мед из разных цветов, но сама в цветок не превращается. Не получило широкого распространения даже использование суфиями терминологии “слияния”, применявшейся для указания на эту функцию.

Суфийский мистицизм в значительной степени отличается от других культов, называющих себя мистическими. Внешняя религия является для суфиев всего лишь оболочкой, хотя и подлинной, выполняющей определенную функцию. Когда его сознание преодолевает эти социальные рамки, суфий начинает понимать истинное значение религии. Образ мышления мистиков других школ полностью отличается от суфийского. Они могут выходить за рамки внешних религиозных обрядов, но они не делают главный упор на то обстоятельство, что внешняя религия есть только прелюдия к приобретению особого опыта. Большинство из тех, кто впадает в экстатические состояния, остается приверженным восторженной символике той или иной концепции, развившейся из их религии. Суфий использует религию и психологию для того, чтобы стать выше всего этого. Достигнув цели, он “возвращается в мир”, чтобы вести по пути других.

Проф. Николсон особо подчеркивает это объективное понимание религии, переводя Руми следующим образом:

«О мусульмане не осталось на свете влюбленных, кроме меня. Только меня можно назвать верующим или христианским отшельником. Осадок от вина кравчий, поэт, арфа, музыка, возлюбленный, свеча, вино и радость опьянения - все это я. Семьдесят две веры и секты в мире на самом деле не существуют: Богом клянусь, всякая вера и секта - это я. Земля и воздух вода и огонь, более того, тело и душа - и это я. Истина и ложь добро и зло, легкость и трудность с начала и до конца, знание и изучение, аскетизм, благочестие и вера - это я. Будь уверен, что огнедышащее преддверие ада, и сам адский огонь, и рай, и Эдем, и гурии - это я. Земля, и небо, и все, что есть на них, ангелы, пери, джинны и все люди - это я». (Р.А. Николсон. Мистики ислама. Лондон, 1914, стр. 161.)

Руми разрушил ограниченность обычного сознания. Теперь он может видеть все в истинном свете, понимать близость и единство внешне различных вещей, осознать предназначение человека, и в особенности суфия. Все это стоит гораздо выше того, что обычно называют мистицизмом.

Перед лицом многочисленных и победоносных мусульманских фанатиков было далеко не безопасно, подобно суфиям, утверждать, что реализация человеческих возможностей связана, прежде всего, с внутренним миром человека и не имеет ничего общего с исполнением определенных вещей и отказом от исполнения других. Вместе с тем суфии считали, что для того, чтобы стать силой, способной влиять на все человечество, мистицизм не должен носить столь секретный характер.

Суфии традиционно считали себя наследниками Одного единственного учения, принимавшего в зависимости от обстоятельств множество различных форм, которое можно было сделать инструментом развития человека. Один из суфиев писал: «Наши души были опьянены вином бессмертия еще до того, как в мире появились сады, виноградные лозы и виноград».

Основа для широкого распространения Суфийской мысли и деятельности была заложена мастерами классического периода, охватывающего около восьми веков после возникновения Ислама (примерно с 700 до 1500 г. н.э.). Суфизм был основан на любви, его деятельность направлялась с помощью динамической сипы любви, он находил выражение в обычной жизни человека, поэзии и работе. …

В своих «Рубайат» великий суфий Хайям уделяет особое внимание внутреннему опыту, который не имеет никакого отношения к теологической версии того, что люди по ошибке считают истинной религией:

В обители и келье, монастыре и синагоге
Одни страшатся ада, другие мечтают о рае,
Но в сердцах у тех, кто постиг божественные тайны,
Нет места таким фантазиям.

Стадия, в которую вступило то, что мы называем суфизмом, характеризовалась различными условиями и окружением, но была единой в смысле преемственности учения. Косные церковники-формалисты могли отрицать этот факт, но они не играли особо важной роли, ибо “тот, кто видит всю картину, может и понять ее и послужить ей”. Профессор Е. Дж. Броун поясняет: «Даже настоящие суфии во многом отличались друг от друга, т.к. их система была сугубо индивидуальной и мало расположенной к пропаганде. Полностью развитый ариф (познавший или адепт) преодолевал многие ступени и проходил долгий курс обучения под руководством различных пиров и муршидов (духовных наставников), прежде чем обретал познание (ирфан), с точки зрения которого каждая существующая религия является более или менее верным отражением великой и лежащей в основе всего Истины, с которой он в конечном итоге вступил в контакт. Он не считал ни возможным, ни желательным передавать свое понимание этой Истины никому, если не считать тех немногих, кто, благодаря такой же подготовке, был способен к ее восприятию» (Е. Дж. Броун. «Литературная история Персии». 1909, стр.424).

Людям со стандартным мышлением подчас бывает трудно понять, насколько универсальными являются принципы настоящей суфийской деятельности. Поскольку суфизм был предназначен для того, чтобы существовать в условиях Ислама, как и в любых других условиях, его легко можно изучать через контекст Ислама. … Однако, как отмечают некоторые суфии, “одно время суфизм изучали исключительно с помощью знаков”. Целью обоих методов был Совершенный человек. Символизм и определенный опыт, с помощью которого суфийская практика может привести к одному знаменателю Ислам и другие религиозные системы, это уже иная область, доступная только суфиям-практикам и скрытая в афоризме: «Тот, кто пробует, знает».

По разным причинам существует очень много объяснений, касающихся употребления слова “суфии”, но для тех, кто присоединяется к этим мистикам, единственно верное толкование его сводится к тому, что это слово в зашифрованном виде содержит в себе концепцию Любви. Также зашифрованными, на этот раз с помощью числового кода, являются следующие слова, передающие в краткой форме некоторые идеи: выше, превосходство, исправление, завещание, достаточное количество чего-либо в нужное время. Т.о. суфизм есть трансцендентальная философия, предназначенная для исправления определенных вещей, берущая свое начало в прошлом, но полностью применимая и к современному обществу.
Вся религия подчинена идее развития. Суфии считают, что эволюция суфия осуществляется внутри него самого, а также в его взаимоотношениях с обществом. Развитие общества и конечная цель всего творения, включая сюда и даже номинально неодушевленные вещи, неотделима от конечной цели суфия. На какой-то период, на миг, месяц или больше ему может понадобиться отделить себя от общества, но в конечном итоге он никогда не теряет связи с вечным целым. Т.о. важность суфиев громадна, а их деятельность и внешний вид могут изменяться в зависимости от потребностей людей и высших сил. Джалалуддин особо подчеркивает эволюционный характер усилий человека, которые всегда оправданы, независимо от того, прилагают ли их отдельные группы или люди: «Я умер как пассивная материя и стал растением. Я умер также и как растение и стал животным. Я умер как животное и стал человеком. Почему я должен бояться утраты своих “человеческих” качеств? Я умру как человек, чтобы воскреснуть “ангелом”…» (Маснави, кн. 3, рассказ XVII).

Такая позиция в суфийском духе разъясняет некоторые кажущиеся противоречия в поведении и взглядах суфиев. Никогда не забывая о реальном положении вещей, суфии раннего периода Ислама подчеркивали важность самоотречения и дисциплины, чего очень не хватало расширявшемуся и процветавшему государству, формировавшемуся на основе военных успехов на Ближнем Востоке. Рядовые историки, как правило, не замечают этого, и поэтому подходят к суфизму с чисто исторических позиций, полагая, что им удается заметить независимое развитие в рядах фанатиков. Передают, что святая женшина-суфий Рабийя (ум. в 802 г.) особое значение придавала любви, а Нури (ум. в 907 г.) - отказу от мира. Нам говорят, что затем наступил новый период, характеризовавшийся более сложными - спекулятивными и философскими - взглядами на жизнь и, более того, последующими предполагаемыми влияниями извне.

Подобное развитие является бесспорным фактом, но объяснение его с суфийской точки зрения во многом будет отличаться от того, которое напрашивается при поверхностном рассмотрении. Во-первых, все элементы суфизма всегда были налицо, находясь в уме человека. Разные условия вызывали к жизни различные формы учения, ибо “никто не может все свое время проводить в ярости”.

Такие люди как Рабийя избирались как наглядные примеры проявления определенных аспектов учения. Непосвященные читатели древних документов, рассматриваемых вне условий, для которых они были написаны, вполне естественно приходили к выводу о том, что тот или иной суфий все свое время посвящал умерщвлению плоти, или что до Байазида (ум. в 875 г.) в суфизме не было ничего сходного с Ведантой или буддизмом и т.д. Возможно, что подобные выводы были неизбежны, учитывая скудость материалов, доступных обычному исследователю. С другой стороны, всегда должно было существовать множество суфиев, желавших объяснить этот момент, для них, естественно, хорошо знакомый. Однако для схоластического мышления характерно большее уважение к написанному, чем к выраженному устно или пережитому, поэтому более чем вероятно, что это обстоятельство является причиной того что ученые крайне редко консультируются по этим вопросам с современными представителями суфиев. …

Суфийская традиция считает, что разрушение старого порядка на Ближнем Востоке воссоединило “капли ртути”, т.е. эзотерические школы, действовавшие в Египте, Персии, Византии, превратив их в “поток ртути”, другими словами, в подлинный развивающийся суфизм. …

Очень широко распространено мнение о том, что Мухаммад поддерживал особый контакт с другими мистиками и что преданные и пользовавшиеся огромным уважением “Искатели Истины”, окружавшие его в течение всей его жизни, могли воспринять от него тайное учение. Следует помнить о том, что Мухаммад не утверждал, что он принес с собой новую религию. Он продолжал монотеистическую традицию, которая, по его словам, существовала задолго до него. Мухаммад вменял в обязанность уважение к последователям других религий и говорил о роли различных духовных учителей. Сам Коран был ниспослан мистическим путем, и многие места его содержат указания на мистический образ мышления.

В области религии Коран поддерживает единство всех религий и говорит о том, что они происходят из одного и того же источника (”Каждый народ был предупрежден”). …

Если человек желает хоть в какой-то мере по-настоящему понять суфиев, он должен будет почувствовать эту непрерывность древнего учения и поверить в развитие общества. …

В зависимости от своих способностей каждый суфий должен был пройти более или менее долгий период подготовки, прежде чем его могли признать достаточно уравновешенным, чтобы “жить в миру, но быть не от мира”. Приспосабливая свои теории к потребностям общества, суфийские певцы и поэты создавали произведения, которым суждено было стать классическим наследием Востока. … Идея сосредоточения на теме любви и отделения человека от его цели была давно занесена в военные круги, где рыцарство и идея поисков возлюбленной и конечной реализации человека привели к созданию новой литературы и возникновению рыцарских орденов, сыгравших впоследствии заметную роль и на Востоке, и на Западе.

Из книги “Суфизм”, М., 1994

Перейти на ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУhttp://aquarius-eso.ru/

This entry was posted on Вторник, октября 28, 2008 at 12:04 пп and is filed under Орденская культура. You can follow any responses to this entry through the RSS 2.0 feed. You can leave a response, or trackback from your own site.