Потрясающий Копьём
ARCANA №
В силу невероятного интеллектуального взрыва, произошедшего в Англии в конце XVI века, образовалась очень мощная духовная элита. Она явилась основой для орденского круга Розенкрейцеров, идейным вдохновителем и главой которого стал Фрэнсис Бэкон. SHAKE SPEARE, «Потрясающий копьём» - грандиозный проект английских эзотериков, создавших английскую драматургию в соответствии с планом Бэкона и использовавших структуру театра, противопоставив его (в аспекте орденской идеологии) церкви как плацдарм свободомыслия и секулярности. Случайное совпадение университетского прозвища графа Роджера Рэтленда с фамилией театрального предпринимателя из Стратфорда дало возможность для создания литературной мистификации. Задуманный как игра с серьёзным подтекстом, проект «Шекспир» оказался бессмертным за счёт гениального дарования коллективного “суперавтора” с Р. Рэтлендом во главе.
Между тем - хоть «загадка Шекспира» есть, но проблема отсутствует. По ту сторону кулис всё известно. Чудо сохраняется лишь в пределах понятия «гений». Но что остаётся непостижимо для “специалистов”, эта та жуткая для них реальность, что величайшие гении человечества, а почти все они были людьми орденскими, служили не людям и не самим себе. Это их отделяло от толпы и объединяло между собой. Они принадлежали к тем немногим, кто точно знали, что Бог - есть, и находились с Высшими Силами в постоянном контакте. Именно безбожность церковников отдаляла избранников Небес от официальной церкви. Мировым религиям Истина не нужна (что прекрасно продемонстрировал Ф. М. Достоевский в Легенде о великом инквизиторе), - массовость вселяет в них ощущение правоты. Массы с их диктатурой силы подавляют малейшее противоречие и инакомыслие, не говоря уж о противодействии.
Одиночки не выживали. Звёздный Семнадцатый век начинается с сожжения на костре в 1600-м году великого Джордано Бруно. За строительство «загадок» было заплачено дорогой ценой. “Шекспир” просто самая из энигм популярная.
Шансов на бескровное приятие Откровения не было ни у одного религиозного адепта. И они не только питали человечество, но ещё и постоянно думали, в какой дозе себя ему отдавать. Перебор мог быть смертелен.
Повышать веденье - единственный способ борьбы с дикостью и варварством. - Чем и занимались лучшие люди мира, объединившись в “тайные” общества. Так что художники и идеологи взаимно подстраховывали друг друга, двигаясь параллельно в общем устремлении человечества к Творцу. Говорить - и скрывать, светить - и прятать свет от порывов ветра, стараться быть понятым, но до конца - лишь тем, кому это обращение предназначено. Сложность и противоречивость ситуации, атмосфера секретности и потаённости привела к тому, что не только от малограмотного пайщика, но и от высокообразованного выпускника Кембриджа не осталось творческих рукописей, свидетельствующих об авторстве Шекспировского корпуса.
Но кто они? - Обитатели «Гнезда Феникса», опекаемые за смертью главы «Дома» Филипа Сидни Фрэнсисом Бэконом, Уолтером Рэли, Эдуардом де Вером графом Оксфордом, Уильямом Стэнли графом Дэрби, Мэри Сидни-Пембрук плюс театральные драмоделы во главе с блистательным Кристофером Марло, творения которых были доведены до орденского совершенства за счёт эзотерического углубления смысла и шлифовки формы.
А начиналось всё так: Сын королевы-девственницы Елизаветы - Фрэнсис был по рождении отдан на воспитание в семью Бэконов, где и был выращен. Получив блестящее образование и обладая многими незаурядными способностями, задумал капитальное усовершенствование английской культуры, в частности драматургии. В 1587 году к нему был отдан на обучение одиннадцатилетний мальчик Роджер Мэннерс (Пятый граф Рэтленд), «дитя государства» (дети аристократов, у кого умерли родители) и “стажировался” у него до своих пятнадцати лет (1591). После пребывания Рэтленда за границей сотрудничество возобновилось. Бэкон был литературным наставником и Кристофера Марло (р. 1564 г.); после гибели молодого корифея Бэкон и Рэтленд завершили начатые тем исторические хроники. Это было прекрасной школой для юного Роджера, который получив во время учёбы в Кембридже прозвище «Потрясающий копьём», столкнулся при передаче пьес в театр с забавным совпадением: у одного из финансовых содержателей труппы и актёра оказалась похожая фамилия. Рэтленд использовал совпадение для двусмысленного алтонима, литературного псевдонима, не догадываясь о его будущей всемирной славе. Секрета особого не было: все свои были в курсе.
Раннее созревание Роджера Мэннерса как художника слова сравнимо только со столь же юной зрелостью Рафаэля как живописца. Перуджино, как Бэкон, и ревновал и гордился учеником (позже к ним присоединится уникальная пара Жуковский-Пушкин), поражаясь “попаданию в десятку” из любого положения без натуги, как бы играючи.
Образованность против дикости внутри рыцарского тематизма составляет основную идеологическую патетику проекта «Шекспир».
Чёрное - тотальный фон земной юдоли; белое - с трудом и самоотверженностью выстроенные зоны в противовес. Святость, любовь, доброта, великодушие всегда будут редкоземельными элементами панорамы бытия. Зло на земле неуничтожимо; низшее, примитивное, грубое изначальней высокого, сложного, тонкого и сдаёт свои полномочия с трудом и боем. Это - закон. Это драматично само по себе и становится трагичным под пером великого художника. Когда спасительное разрешение проблемы приходит вовремя (а не как в «Ромео и Джульетте» и «Лире»), из трагедии получается сказка, Яго превращается в Якимо, жид Шейлок становится христианином. «Лишь день один», - сказал Пушкин по поводу страшной судьбы Андре Шенье.
«Реалист в высшем смысле» Рэтленд и его наставник Бэкон свято блюдут орденские принципы - это и делает произведения “Шекспира” бессмертными. Только тот, кто говорит правду о человеке, не солжёт и говоря о Боге.
Перед английскими Розенкрейцерами был такой эталон человека: проповедовавший там в конце восьмидесятых - Джордано Бруно - святой Духовной Культуры, величайший светоч человечества (после Христа), о которого церковники сломали зубы. Вот откуда у “Шекспира” венок “итальянских” пьес, любимцы из Веронских, Венецианских, Мантуанских и Падуанских герцогств и княжеств. Весь Шекспировский корпус - памятник великому Джордано. Вот почему тысяча шестисотый год навечно свят и навеки проклят на Небесах и на земле. “Цунами” от этого взрыва сорвало с трона нашего смышлёного Бориса Годунова. Думал ли Пушкин, что он косвенно пишет «комедию» о Джордано Бруно? Как чуткий сейсмограф он эту космическую катастрофу уловил. Поэтому, когда Шекспировские персонажи являются на маскарад в русских одеждах, это не так смешно, как может показаться. И когда Пушкин, высунув по-ученически язык, старательно перекладывает на кириллицу Шекспира и Баньена, это никого не должно удивлять. Это в порядке вещей. И порядок этот («орден») задаётся избранными. «Нас мало избранных». Но - мал золотник, да дорог. И на перепутье дорог ориентир - только он. И этим всё сказано. Господи, когда же услышат?
Величие писателя определяется только одним: величием его читателя (и понимателя). (Помета Достоевского).
Эзотерическая мудрость посвящённых выражалась в том, что пятнистая шкура леопарда была высшим сакраментом жреческих корпораций, и ритуальные одежды просвещённых византийских иерархов были сплошь орнаментированы «системой крестов», выражающих всё ту же Булгаковскую пёстроклетчатость. Драматизм - и спокойная благодушная величавость - это только следствия настройки оптики, в том числе оптики нравственной. Слишком большая пристальность в человеческом сообществе воспринимается как бестактность, а в животном - как проявление агрессивности. Искажённое восприятие Христа в виде источника всепрощения привело к отрицанию справедливости/строгости как Его же неотъемлемого свойства в качестве Верховного Божества Надземного. Ипостасность Планетарного Логоса оказалась не по зубам. Человек толпы привык общаться с Небесами, воспринимая только приказы, подкреплённые демонстрацией “бича Божьего” для-про-ради “страха Божия”, без которого он обходиться не может. Острота причинно-следственной системы «преступление - наказание» поддерживает пакостно-трусливую натуру человека в тонусности и градусе вкуса к бытию. Восприятие Бога как объекта любви и общение с Высшим в этом ключе есть яркий показатель рыцарственности, что определяет и отношение к людям.
Собственно, лучшие люди планеты так и живут. Но как распространить эти кондиции на человека массового? Что меняется в его стиле жизни при разгадывании очередной «тайны бытия»? - Очень мало. Почти ничего. Штучники выносятся за скобку и не замечаются в упор. Хотя в макромасштабе подвижка в сторону структуры атлантов есть. Значит “утопическая” идея Фрэнсиса Бэкона о «Новой Атлантиде» является не пустым прожектёрством.
В своём гностическом хозяйстве Бэкон ставил поэзию, в том числе драматургию отнюдь не на первое место. «Нехорошо слишком долго задерживаться в театре. Давайте пойдём в храм рассудка или дворец ума; к храму следует приближаться с большим вниманием и почтением». Или ещё: «Поэзию же можно сравнить со сновидением: она приятна, разнообразна. Однако настало время мне пробудиться, оторваться от земли и пронестись по прозрачному эфиру философии и наук». И подводит итог: «Разумеется, писать в час досуга то, что и читается на досуге, - дело малозначительное; создавать лучшие условия человеческой жизни и труда, наперекор бедам и тяготам, с помощью здравых и верных размышлений - вот цель, к которой я стремлюсь».
Но Бэкон и поэзия - сложная тема. Вот как он сам пишет в книге «О достоинстве и преумножении наук» (вышла в 1623 г. одновременно с Первым Фолио): «Под именем же поэзии мы рассматриваем здесь только историю, произвольно воссозданную фантазией писателя… Наиболее правильным и соответствующим сущности предмета является деление поэзии на эпическую, драматическую и параболическую». Первые два вида в точности соответствуют историческим пьесам (эпическая и героическая поэзия) и комедиям (драматическая поэзия, «для которой театр - это весь мир» - узнаёте? - весь мир - театр, и все мы в нём - актёры). «Параболическая же поэзия, - продолжает Бэкон, - это история, выражающая абстрактные понятия посредством чувственных образов… (Она) занимает выдающееся место среди остальных видов поэзии и представляется людям чем-то священным и величественным…». Парабола - басня, и Бэкон включает в этот вид поэзии мифы древних, притчи и собственно басни. Далее он пишет: «Вторая функция параболической поэзии… состоит в том, чтобы (как мы уже сказали) скрывать истинный смысл, особенно тех вещей, достоинство которых требует, чтобы они были скрыты от любопытствующих взоров каким-то покровом; и именно поэтому таинства религии, секреты политики, глубины философии облекаются в одежды басен и аллегорий».
Сходная концепция угадывается и за розенкрейцерским “Откровением”, которое настаивало на объединении всеобщих усилий ради распространения просвещения («Confessio» вышло в 1615 г.).
Вот эта концепция: «Хотя нас могут упрекнуть в неосторожности, когда мы предлагаем свои сокровища (gems/jemmes) столь свободно и неразборчиво… мы тем не менее утверждаем, что не предаём наших сокровищ, и хотя мы опубликовали наше «Confessio» на пяти языках, его понимают только те, кто имеет на это право. Наше общество не может быть открыто любопытствующим, но только серьёзным и истовым мыслителям…»
“Взлётную полосу” утрамбовывали корифеи бурно развивающейся науки, среди которых всё те же имена: Рудольф II, Джон Ди, Роберт Фладд, Джордано Бруно, ученик Бэкона “по этой части” Томас Гоббс. Через посредников вносили свои идеи Густав и Юлиус Брауншвейг.
По заказу Бэкона сюжеты с черновой разработкой «Человеку со стилом» поставляло всё розенкрейцерское братство - Саутгемптон, Оксфорд, Дэрби и др.
Более того: все морские темы пьес перекочевали к “Шекспиру” от Тауэрского узника (имеется в виду Уолтер Рэли), жизнь которого - ещё одна - ненаписанная - трагедия Великого Барда. Эльдорадо, на безуспешных поисках которой Рэли потерял голову (в обоих смыслах) вмещает в себя тему «острова блаженных» и - более общо - «хорошо там, где нас нет». Закатный триптих Ш.-С.: «Цимбелин», «Зимняя сказка» и «Буря» весь пронизан этой Solemn music (звучащей за последними словами Просперо): торжественной, скорбно-возвышенной, героической, просветлённой.
Игра света и тени на поверхности волн бытия рождает при слишком общем на них взгляде ощущение покоя и величественной отрешённости, под рефрен: жизнь продолжается. Стоит ли напрягаться на желании вытравить чёрное пятно панорамы человеческого, если, пока вы собираете улики, цвет переменился, чёрное стало белым, белое чёрным, не обещая стабильности и в этом случае.
Знание парализует действие; принцип «не навреди» становится автопародией «не помоги вовремя» - и это серьёзнейшая буддийская апория проблемы бытия. Вмешаться - или не вмешаться: так выглядит дуаль; дикость бросалась в драку без размышлений; интеллигентность надолго погружалась в обдумывание возможных последствий. Что говорить о нас, грешных: Христос посылает учеников купить для самозащиты «два меча», а потом, в самый ответственный момент, запрещает их применение. Здесь суть парадоксальности земного. Принимать жизнь такой, какова она есть, значит мириться с тёмными пятнами негатива и черезполосицей зла. Посвящённые всегда это понимали: высшим сакраментом в Атлантиде, а потом в Древнем Египте была шкура леопарда. Пятна на солнце подтверждают мудрость этого выбора. Тянитолкай Кэрролла показывает, к чему приводит взвешивание всех за и против при решении проблем. Но рыцарь - это тот, кто делает, а не размышляет мучительно: бить - или не бить. Проблема решается последовательно; для этого на земле и создано время. Сделать вовремя - вот и ответ. Поэтому драйвинг, навигаторское искусство решают дело.
Динамическое равновесие, постоянно нарушаемое течением бытия. Игрушка-волчок в руках Высших Сил.
Мотыльковое легкомыслие комедий и кровавая озабоченность мирским трагедий сменяется кабалистическим равновесием «pro et contra» итоговых лирических драм.
И последние три драмы “Шекспира” - шедевры именно этого искусства.
Эти пьесы - демонстрационны. Они последовательно распутывают хитросплетения ситуации, даже если можно разрубить гордиев узел одним ударом. Ибо их задание - научить, а не явить ответ любым способом. Поскольку сюжеты всех пьес “Шекспира” заимствованы (последней “пала” как раз «Буря» - в 1609 году на испанском языке вышли «Зимние ночи» Антонио Эсклаво, где рассказывается нечто, отдалённо напоминающее шекспировский сюжет), то сама акция, трудоёмкая и хлопотная, по написанию драматургического произведения была, значит, связана с какой-то иной целью, чем просто театральное развлечение, в чём было бы грешно участвовать, уходя из жизни. Значит, не в литературе дело. Не в беллетристике. Не в театре…
Драматургическое оформление каждой из этих текстовых позиций действует на простого зрителя эмоционально, но режиссура посвящённых исследует мир идей и нравственные кондиции их носителей. Конкретные обстоятельства оживляют гностические схемы, а целое представляет собой проверку на подлинность всех и вся. Поэтому весь “Шекспир” - это драматургия «гамбургского счёта», исполненная рукою Гения. И надо обладать особой структурой личности, чтобы дойдя до конца, знать, что с этим концом делать (чтобы не сдохнуть со скуки).
А автор Ш.С. не обманывал, даже шутя, кривляясь и как бы развлекая. Таково достоинство аристократа: слишком большая честность - это “снобизм и гордыня”. Быть лучше других - “грех высокомерия”, быть чище других - “болезнь чистоплюйства”. Богема хороша только в виде оперы. В силу того, что земля - школа, всякая категоричность суждений, оценок и поступков противопоказана в среде человеческого общения.
Чудо «Потрясающего копьём» породила орденская культура, и попытки истолкования этого феномена со стороны литературоведов и историков - это возня в нартексе, которая мало что может сказать о происходящем в Храме, не говоря уж о Святая Святых.
По материалам книги О. Кандаурова «Потрясающий копьём. Чудо английских Розенкрейцеров» 2009-2011 г.
.
