Эзотерика * Aquarius-eso.ru

Новости, статьи

В преддверии Рождества

Ни одна из версий образа Христа не является работающей, кроме той, где речь идёт о Планетарном Логосе и Его предвечном существовании в Надземном, мифологическом пространстве-времени. В этом смысле  только знаменитое начало Евангелия от Иоанна – только оно адекватно историческому оригиналу.

Планетарный Логос ещё не успел появиться на свет, а слух о Нём уже разнёсся по всем концам Ойкумены и в сретение Царя Мира пустились цари-волхвы, представители трёх континентов. Предание сохранило их имена: Каспар, Бальтазар и Мельхиор. Так что Христос с первых дней появления на земле не был одинок, заброшен («Бегство в Египет») и затравлен («Избиение младенцев»), как кажется на неискушённый взгляд. Более того, на всех этапах развития Он находился под пристальным вниманием не только волхвов, но и интеллектуальной элиты региона, тайных (или полулегальных) обществ, взявших Его под свою опеку. Духовные общины ессеев, терапевтов, назареев и гностиков следили за каждым шагом Царя Мира, «равняли почву под стези Его», старались направлять и поддерживать.

Судя по всему, юные годы Иешуа (как и Иоанна Крестителя) прошли в обучении у ессеев; не менее вероятно и пребывание у терапевтов, памятуя о необыкновенном врачебном мастерстве молодого пророка; принадлежность к общине назореев фиксирована традиционной иконографией, имеющей, наверняка, историческое обоснование (прямой симметричный пробор, раздвоенная бородка). Если же учесть, что зачин Евангелия от Иоанна не случайно представляет слегка подредактированный гностический гимн, то панорама предстаёт во впечатляющей полноте, хотя и не исчерпывает всех эвристических совершенств Аватара. Есть в Его учении и египетские элементы (это особенно подчёркнуто у М. Булгакова); соотнесено мировоззрение Иешуа и с наследием Будды, а многозначительный консонанс Христос – Кришна подсказывает и индуистские параллели в проповеди плотника из Галилеи. Недаром за Бхагават-Гитой устойчиво закрепилось наименование «Евангелие индусов», и это не просто метафора.

Во всех философских училищах Ближнего Востока и Средней Азии ждали великого Ученика; с раннего возраста общение с Ним учителей-ессеев носило характер огранки и шлифовки, а не педагогического “накачивания”. Состязание с книжниками в храме – только один эпизод полемических приключений юного глашатая истины. Иудейские мудрецы уже тогда “положили на него глаз”, и совсем не табуретами зарабатывал себе на жизнь человек такого масштаба. Да и вполне ли человек? Ещё волхвы посеяли среди людей мессианские от него ожидания, а рассчитывавший на вполне реальное восприятие фигуры «Спасителя» корпус текстов Нового Завета насыщен таким невероятным количеством чудесного, что сам же и создал основу для возникновения впоследствии «мифологической школы». В этом смысле повествование Канона ничем не отличается от традиционных волшебных повестей Востока со всеми привычными для данного жанра атрибутами.

Солидность и основательность оригинала в случае Булгаковского Иешуа заставляет продираться к подлинности, снимая мишуру сусальной позолоты, изготовленной в своё время политиканами от культа специально под вкус масс с полным игнорированием интересов самог? главного героя. Никто так не оболган в мире, как само Солнце Правды, и эта ложь, упирая на свою якобы плюсовую заряжённость, особенно нагла и беспардонна. Более того, как утверждает Великий инквизитор, даже имя Его уже не принадлежит Ему самому, а является элементом определённой пропагандистской машины. Вот почему Его повторный приход на Землю не только нежелателен, а прямо-таки недопустим, особенно из-за попрания попсовых парсунных эталонов. “Слишком правдиво!” Но ведь Христос – это всегда “слишком” по земным меркам и нормам; новое Его явление – это, прежде всего, грандиозная демистификация всего, связанного с Его именем, изгнание спекулирующих на Нём.

К счастью, были и хранители – не только священного знания, но и правдивой информации о Нём. Среди них Он некогда возрастал, мужал и совершенствовался.

И нужно было на земле Его личное присутствие, чтобы каждый раз по Нему сверять направление движения, правильность вывода и положение точки отсчёта. Он – вода как воплощение антропного принципа («Сын человеческий»), но Он и огонь – «Огонь вбросил Я в мир и как бы хотел, чтобы он уже разгорелся». Он – мир («блаженны миротворцы»), но Он и война – «Я в мир принёс не мир, но меч» (в Евангелии от Фомы: «Может быть люди думают, что Я пришёл бросить мир в мир, и они не знают, что Я пришёл бросить на землю разделения, огонь, меч, войну»). Примитив, одеревенелый раб привычки, которому нужны арифметически простые и ясные инструкции, запутывается в этой высшей математике и «мудрости богов», разной в выражениях, но неизменной в своей сердцевине.

Если имело место божественное наполнение плоти Христа, то не «воскресение» (измысленное только для того, чтобы продемонстрировать чудо) должно удивлять, а сама возможность смерти, потому как смерть и Бог – “две вещи несовместные”. Трансцендентная структура Планетарного Логоса позволяла Ему распорядиться своей земной материальностью как угодно: исчезнуть – и появиться вновь; стать невидимым – и сохранить присутствие; перелететь по воздуху, соблюдая целостность организма; расщепиться на атомы – и собрать себя вновь в другом месте и т. д. По силам Ему и сделать небывшее – бывшим и бывшее – небывшим.

«Воскресение», по определению Христа, есть переход в жизнь вечную: «Я есть воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрёт, будет жить. И всякий, кто жив и верит в Меня, не умрёт вовек» (Ио 11, 25).

Воскресение – есть обретение нового качества, а не возвращение к прежнему. Это новый уровень сознания и знания. Планетарный Логос во плоти имел возможность избрать любой вариант “послеказневого” состояния; но что Он имел в виду попуская, а по Канону даже провоцируя, самоё казнь? Разговоры об «искуплении» в профанных обсуждениях носят бессмысленный характер. – У кого выкупать, если в небесах нет альтернативной власти в силу действительного всемогущества Творца? Кроме того, купленное не значит перестроенное, и последующая история человечества это ярко продемонстрировала.

Это был   великий экзамен  нам, людям.

Христос имел возможность проститься с окружающими; и хотя он ходил и учил 40 дней, но говорил, согласно синоптикам, что-то “столь малозначительное”, что они даже не сочли нужным вставить это в текст. Потом затосковал среди них, сказал, мол, пора к Отцу, и отбыл по вертикали, не наблюдаемый, однако, в облаках в качестве материального объекта.

Видно, где-то кончилась хроникальность и началась “литература”, кончились факты и последовала имитация оных.

Так только в профанной среде, где евангелия – это то, что было написано о Христе во второй половине первого века нашей эры. В орденском братстве всё иначе: всё умное, великое, возвышенное, гениальное, что было после Рождества Христова, есть одно большое Евангелие.

Всё – только от Него, только волей Его, только во благо Его.

И только – о Нём.

Ибо Он есть альфа и омега вдохновения, мыслей и чувств каждого рыцаря. Потому-то Булгаковский Пилат и не мог не отреагировать, а отреагировав – не мог проиграть, он пробудился для любви, а более высокого объекта для любви невозможно вообразить. Пятнадцати строк в романе Пилатова выворачивания наизнанку в сжигающем дотла любовном признании достаточно, чтобы исчерпать до дна смысл его личности и судьбы. Но какая смысловая бездна зависает в снисходительных ответах его собеседника!

Человечество долго шло к этой правде, собирая по крупицам утерянное из-за невежества и небрежения. Россия более ста лет беспрерывно работала над этой темой. Нужны были недостающие свидетельства очевидца, и такой очевидец нашёлся. Им оказался сам Воланд, “поправивший” простецов в самый дикий разгул атеизма.

На земле не может иметь места самовластие человека в силу низкого уровня его эволюционного развития, а в космическом целом – никогда в принципе. Человек потому прекрасен, что богоподобен, а не потому, что равняется сам себе.

Красота и совершенство космоса положены на его гармонии (Harmonia Mundi пифагорейцев), а не на конфликтности, ненависти и вражде, как это измыслили богословствующие политиканы. Мир создан полярно, но эти полюса никак не окрашены этически. Хотя по эту строну бытия может возникнуть иллюзия антитезы. Но это не большая оппозиторность, чем между понятиями фон и антифон. Единство Небесного руководства Землёй исключает малейшее межведомственное недоразумение.

(Тьма порождает Свет, а отнюдь не борется с ним; младенец, выскакивая из материнского лона, отталкивается от него; но мать не душит ребёнка упорным противодействием.)

Поделённое надвое божественное совершенство наполнило Вселенную полусовершенными элементами, зато они ищут друг друга, стремятся навстречу друг другу, чтобы воссоздать своё прежнее единство в божественной полноте. Этот поиск, это стремление – есть жизнь вселенская и её фрагментом на пороге мира духовного и мира материального является земная жизнь.

Поэтому у зла нет палат в Небесах, нет адептов, солдат и товарищей. Оно всё здесь, среди нас, в нашем мозгу и воображении. Оно осадочно и “глинозёмно”. Свет – абсолютен и непобедим. Вот что, как непреложную истину, доказывает Булгаковская двуединая формула: Милосердие и Справедливость, Мастер и Маргарита, Воланд и Иешуа.

* * *

Из писателей XX века никто так искренне, верно и глубоко не любил Христа, как Булгаков. Он служил Ему, Истине, как преданный паладин, он открывался Ему навстречу всем своим взыскующим подлинности сердцем.

И встреча произошла. В Надземном, мифологическом пространстве-времени. Ибо только в откровении живёт душа.

Матрица, созданная за тысячу девятьсот лет до Булгакова, повторяет свой рисунок с суровой непреложностью. – В этом есть свой резон: кардинально улучшивший своё качество в алхимической печи «металл» вынимается вон из атанора. Мастер – тип, Иешуа – архетип. Мастер – нормаль, Москва 20-х годов – какофония анормальности. Относиться к ней с карнавальной ироничностью могут только те, кто не подвержен её деформирующему влиянию. Только тот,  кто неуязвим, позволяет себе “палить холостыми”.

Перенасыщенный раствор Романа выпадает кристаллами, а Булгаков всё накладывает и накладывает новые компоненты, не жалея завоёванных позиций, не экономя вещества на другие свершения. Всё, что накопила за жизнь душа, – всё было брошено в дело. – И ничего не упало мимо. Никакое коммерческое задание не истребовало бы для себя такого количества совершенств – так может твориться только чистый дар Богу. Что Булгаков достиг библейского уровня – несомненно. Если же брать ординарную библейскую сказительность, то её он превзошёл. Только Достоевский дышал воздухом тех же высот.

Он добился главного – текст «Мастера…» как информационный поток сделался явлением  пятого измерения. Он наметил себе вершину – и взял её. Он обменял свою жизнь на самое лучшее, на что только можно было её обменять.

Его книга гностически устойчива и абсолютно не фантазийна, ибо положена на многовековых накоплениях знания, познания-любви, а не в дикой сфере культового суеверия, где измочаленные попытками здравомыслия философы-неоплатоники начала нашей эры бросали своё знаменитое “верую, ибо абсурдно”.

Подлинные события истории Христа происходили слоем глубже, в густоте и немоте «афраниевых» тайн, в полутонах сокровенного и совсем по другому сценарию. Молитва в Гефсиманском саду была услышана, и нащупывая интуитивно подлинный ход событий, Булгаков вкладывает в уста Иешуа, висящего на кресте, такую фразу: “Спасибо, Пилат… Я же говорил, что ты добр…” (7; 230). Казалось бы, вот оно! ключ к Египту! разгадка! – ан нет, «все люди добрые» – и опять рыба срывается с крючка, – мистика открывается лишь тем, кто внутри. И этим всё сказано.

Пилат не простил себе минутной растерянности, того что он на мгновение дрогнул и подверг такое существо мукам и надругательству – это уже было непозволительным кощунством и мерзостью. Он, гражданин страны Овидия, Вергилия и Сенеки, не мог позволить обстоятельствам так унизить собственное достоинство.

Вся внутренняя речь Пилата представлена в Романе в полноте, хотя табуирование святая святых сохраняется и в этом случае. – До самого Эпилога. На кульминацию хватает запаса форте, казалось бы, полностью исчерпанного накануне: в этом, особом, случае Булгаков черпает из Святая Святых. Потому-то финал так оглушает. Он простирается, как тоннель, к сердцевине Надземного, вмещая в себя  всё самое главное и самое сокровенное мира.

“– Боги, боги! – говорит, обращая надменное лицо к своему спутнику, тот человек в плаще. – Какая пошлая казнь! Но ты мне, пожалуйста, скажи, – тут лицо из надменного превращается в умоляющее, – ведь её не было! Молю тебя, скажи, не было?

– Ну, конечно, не было, – отвечает хриплым голосом спутник, – это тебе померещилось.

– И ты можешь поклясться в этом? – заискивающе просит человек в плаще.

– Клянусь! – отвечает спутник, и глаза его почему-то улыбаются.

– Больше мне ничего не нужно! – сорванным голосом вскрикивает человек в плаще и поднимается всё выше и выше к луне, увлекая своего спутника. За ними идёт спокойный и величественный гигантский остроухий пёс”.

Эти пятнадцать строк – высшая точка Булгаковского Откровения, Евангелие Второго Порядка, Новое Слово, сведённое с небес.

Истина была узнана ранее, чем оказались выстроены гностические арки доказательств. На смену катакомбам приходит Нотр-Дам де Пари, ибо шахматы – это игра на победу, а не просто “победа любой ценой”. Мир – процедура, Вселенная – процедура, и богопознание – тоже процедура. Именно откровение есть константа мировой истории, между тем как догмы – это её “камни в почках”.

Продолжается Вселенная, продолжается жизнь, продолжается жадное богопознание сотворённого по образу и подобию Божию человека.

В жизни всё, в конце концов, есть тайна.

Да и что говорить?! Если “философ из Гамалы” – и парадоксален, и определён; нарушает все нормативы – ибо Сам является Нормой; делает относительной любую истину – ибо Сам есть Истина; манипулирует правдой по собственному произволению – ибо суть Солнце Правды.

Он лишь краткая вспышка в небесах, бездонные качествования коей превышают возможности человеческого схватывания.  

По: О. Кандауров «Евангелие от Михаила», 2000 г.

 

 НА ЛЕНТУ НОВОСТЕЙ

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ САЙТА

 

 

Leave a Reply

You must be logged in to post a comment.