Джордано Бруно
ГЕРОИЧЕСКИЙ ЭНТУЗИАСТ И ЕЛИЗАВЕТИНЕЦ
Джордано Бруно родился в 1548 году в Ноле - городке у подножия Везувия. О своем вулканическом и неаполитанском происхождении он не забывал никогда и гордо звал себя рожденным под ласковым небом “Ноланцем”. В 1563 году он вступил в доминиканский орден и стал насельником крупнейшего в Неаполе доминиканского монастыря, где похоронен Фома Аквинский. В 1576 году он навлек на себя подозрения в ереси и бежал из Неаполя, сбросив доминиканское одеяние. Так он начал свои странствия по Европе. Пожив в Женеве Кальвина, где ни ему не понравилось, ни он не понравился кальвинистам, и около двух лет попреподавав в Тулузе астрономию по “Сфере” Сакробоско, в конце 1581 года Бруно приехал в Париж. Здесь он читал публичные лекции, в том числе и тридцать лекций на тему тридцати атрибутов Божества. Здесь же он издал две книги по искусству памяти, из которых ясно, что их автор - маг. …
Мнемоникой, которая описана в трактате “К Гереннию” и которую упоминают Цицерон и Квинтилиан, пользовались римские ораторы. Суть ее была в том, чтобы запомнить ряд мест в каком-то здании и разместить в этих местах образы, которые бы напоминали о пунктах заучиваемой речи. Произнося речь, оратор мысленно шел вдоль запомненных мест, доставая из каждого образы, напоминавшие ему нужный смысл. В качестве системы мест для памяти могли использоваться не только здания: известно, что Метродор из Скепсиса основой своей системы памяти сделал зодиак.
Это классическое искусство, обычно считавшееся чисто техническим, имело в средние века долгую историю и получило одобрение Альберта Великого и Фомы Аквинского. В эпоху Возрождения оно вошло в моду у неоплатоников и герметиков. Теперь в нем видели метод по запечатлению в памяти основных или архетипических образов, причем системой “мест” служило само устройство космоса, то есть это искусство превратилось в своего рода внутреннее познание вселенной. Этот принцип ясен уже в том пассаже из “Стяжания жизни с небес” Фичино, где сказано, что образы или цвета планет, изображенные на потолке, организуют для запомнившего их человека все отдельные феномены, которые он воспринимает, выйдя из дому. Я полагаю, что герметический опыт отражения вселенной в уме лежит в основе ренессансного искусства магической памяти, которое классическую мнемонику мест и образов понимает или применяет как метод обрести этот герметический опыт посредством запечатления архетипических или магически актуализированных образов в памяти. Используя магические или талисманные образы в качестве мнемонических, маг надеялся получить универсальное знание, а создавая с помощью магической организации воображения магически могущественную личность, он надеялся обрести силы, так сказать, резонирующие с силами космическими. …
Книга “О тенях идей”, издана в Париже в 1582 году. До и после посвящения идут стихотворения, предупреждающие читателя о трудности книги, которую ему предстоит изучить, - подступ к ней труден, но усилия вознаградятся сторицей. Эта книга подобна статуе Дианы на Хиосе, которая ко входящим в храм обращена плачущим лицом, а к тем, кто выходит, - улыбающимся. Или подобна Пифагоровой “развилке” - дорога, которая кажется неприступной, ведет к прекрасному. Так и здесь: кто погрузится в глубины этих теней, найдет кое-что полезное. Излагающее мудрость Мерлина стихотворение описывает неспособность разных животных к определенным действиям - например, свинья по природе не способна летать. Таким образом, читателю дано предостережение - не браться за книгу, если он не чувствует себя готовым. Сочетание таинственности и напыщенности в поэтических подступах к книге задает ее общий тон.
Начинается книга диалогом между Гермесом, Филотимом и Логифером. Ту доктрину или искусство, которые будут изложены, Гермес уподобляет солнцу. При его восходе работники тьмы отступают в свои норы, а человек и чада света выходят на работу. …
Просвещение, даруемое этим искусством, Гермес описывает не только через образы астрологически родственных солнцу животных и растений, но и в категориях философии, которая основана не на “обманчивых чувствах”, а на “безошибочном разуме”. Он говорит о “витках” и “полуциклах”" о “движении миров”, которые многие считают “животными” или “богами”" о могуществе солнца в своей философии.
Филотим спрашивает, что за книга у Гермеса в руке, и узнает, что это книга “О тенях идей”, относительно которой сочинитель не знает, стоит ли оглашать ее содержание. Филотим замечает, что никакой великий труд не появился бы на свет, если бы дать волю таким сомнениям. Как говорили египетские жрецы, промысел богов не прекращается, несмотря на время от времени издаваемые Меркуриями-запретителями указы. Разум не перестает просвещать, и видимое солнце не прекращает светить, несмотря на то, что и не все мы и не всегда смотрим на него.
И из диалога в “Тенях идей” ясно, что наставник Филотима - а следовательно, и наставник для Филотео, или Теофило, то есть для Ноланца, для Джордано Бруно, - это Гермес Трисмегист. Книгу о новом искусстве и новой философии вручает Филотиму Гермес; а это книга “О тенях идей” Джордано Бруно, которая на самом деле написана Гермесом - то есть это книга о магии, о самой могущественной солнечной магии. Аллюзия на Плач из “Асклепия”, где сказано, что в последние, дурные времена религия египтян будет запрещена указами, соотносит это новое герметическое откровение, доверенное Джордано Бруно, с египетской религией - религией разума, или ума, несводимой к культу видимого солнца. Согласно августиновскому толкованию Плача, запрещали эту религию законами христиане, чья вера вытеснила египетскую. А согласно Бруно, ложные христианские “Меркурии” подавили более высокую веру египтян - перед нами антихристианская интерпретация герметизма.
Отвергая христианство и безоговорочно принимая герметический Египет, Бруно возвращается к более темной, более средневековой некромантии, но в то же время сохраняет и изощренную “плотинизацию” талисманов, воспринятую от Фичино. Сколь бы странным это ни показалось, но похоже, что “тени идей” Бруно - это действительно магические образы, архетипические образы на небесах, более близкие к идеям в божественном Уме, чем дольние вещи. И возможно даже, что и Фичино, часто пользуясь словом “тени”, имел иногда в виду то же самое.
Магические образы размещались на колесе памяти, которому соответствовали другие колеса, с помощью которых можно было запомнить и все материальные вещи земного мира: стихии, минералы, металлы, травы и растения, животных, птиц и так далее, - и, с помощью образов ста пятидесяти великих людей и первооткрывателей, всю сумму знаний, накопленных человечеством в течение веков. Таким образом, тот, кто овладел этой системой, подымался над временем, и в его уме отражалась вся природная и человеческая вселенная. Как уже говорилось выше, я полагаю, что подобная система памяти считалась герметической тайной по той причине, что в Герметическом своде есть указания на гностическое отражение вселенной в уме - как, например, в конце “Поймандра”, когда посвящаемый запечатлевает в себе дар Поймандра, или как в Герметическом своде XI, то есть в разделе, изложенном во второй главе настоящей книги под названием “Египетское отражение вселенной в уме”. Заключительный раздел этого резюме:
А потому, если ты не сделаешь себя равным Богу, ты не сможешь его постигнуть, ибо подобное понимается только подобным. Увеличь себя до неизмеримой величины, избавься от тела, пересеки все времена, стань Вечностью, и тогда ты постигнешь Бога. Поверь, что для тебя нет ничего невозможного, считай себя бессмертным и способным познать все, все искусства, все науки, природу всех живых существ. Вознесись выше всех высот, спустись ниже всех глубин. Собери в себе все ощущения от вещей сотворенных, огня и воды, сухого и влажного. Представь себе, что ты одновременно везде, на земле, в море, в небе; что ты еще не родился, что ты в утробе матери, что ты молодой, старый, мертвый, после смерти. Если ты охватишь своей мыслью все сразу - времена, места, вещи, качества, количества, - ты сможешь постигнуть Бога.
Запечатлевая в памяти небесные образы - архетипические образы на небесах, то есть тени, близкие идеям в божественном Уме, от которого зависят все дольние вещи, - Бруно, я полагаю, надеется достичь “египетского” состояния, стать в подлинно гностическом стиле Эоном (Aion), обладателем божественной силы. Оттиснув на воображении фигуры зодиака, человек “может овладеть фигуративным искусством, которое чудесным образом поможет не только памяти, но и всем силам души”. Уподобившись небесным формам, человек “перейдет от беспорядочной множественности вещей к лежащему в основе единству”. Ибо, постигнув составные части всех образующих вселенную родов не по отдельности, а в связи с их внутренним порядком, чего мы не сумеем понять, запомнить и сделать?
Таким образом, магическая система памяти Бруно является памятью Мага - того, кто и постиг реальность за разнообразием явлений, уподобив свое воображение архетипическим образам, и с помощью этого постижения приобрел силу. Перед нами прямое продолжение неоплатонической интерпретации небесных образов у Фичино, но доведенное до намного более смелых крайностей. …
В депеше, помеченной мартом 1583 года, английский посол в Париже Генри Кобхем предупреждал бдительного Фрэнсиса Вальсингама о приезде Бруно: “Доктор Джордано Бруно Ноланец, профессор философии, намерен приехать в Англию, его же верования я не могу одобрить”. Отметьте, что не философию, а верования Бруно посол не может одобрить - выражение, возможно, слишком осторожное.
Если читателю не по себе от того, какими умонастроения признанного философа Ренессанса, и он склонен безоговорочно согласиться с английским послом, то не станем его порицать. Но если нам нужна истина об истории мысли, мы не должны ничего пропускать. Джордано Бруно, маг-герметик самого радикального типа, собирается приехать в Англию, чтобы распространять свою “новую философию”.
***
Главная тема “Изгнания торжествующего зверя” (1584) - прославление магической религии египтян. Их богослужение на самом деле было поклонением “Божеству в вещах”:
Поэтому различные живые вещи представляют собой различные божества и различные свойства, так как, кроме независимого бытия, которое имеют сами по себе, приобретают еще бытие, сообщаемое всем предметам, сообразно способностям и мере каждого. Так что, Бог весь (не всецело, но всюду более или менее проявляя себя) находится во всех вещах. Поскольку божественность снисходит в некоем роде, сообщаясь природе, постольку через жизнь, которая просвечивает в явлениях природы, они возвышаются к жизни, которая главенствует над природой.
В самом деле я вижу, каким путем эти мудрецы могли делать для себя близкими, милостивыми и кроткими богов, которые голосами, исходящими из статуи, давали им советы, учение, откровения и сверхчеловеческие установления. Ведь египтяне своими молитвами и божественными обрядами возвышались до божества по той же самой лестнице природы, по которой само божество спускалось вниз ради сообщения себя самого ничтожнейшим вещам. И всего горестнее для меня, что я вижу, как некоторые бессмысленные и глупые идолопоклонники подражают великолепию египетского культа не лучше, чем тень славе тела; как ищут божества, не имея о нем никакого представления, в останках мертвых и бездыханных предметов; как тем самым глумятся не только над оными божественными и прозорливыми поклонниками, но также и над нами, как такими, кого принимают за зверей. И что еще хуже - торжествуют, видя свои безумные обряды в таком почете, тогда как другие обряды исчезли и уничтожены.
- Пусть это не огорчает тебя, - сказала Изида, - ибо судьба предрекла чередование тьмы и света.
- Но ведь плохо то, - возразил Мом, - что они-то уверены, что живут в свете.
Тут Изида вставила, что тьма не была бы для них тьмой, если бы они ее сознали. Египтяне же, чтобы добиться известных благодеяний и даров от богов, согласно глубокой магии, прибегали к посредничеству определенных вещей природы, в коих до известной степени была скрыта божественность и через которые она могла и хотела проявляться и сообщать себя. Вот почему египетское богослужение не было пустым вымыслом, но живым голосом, доходившим до самых ушей богов.
В чем же смысл того, что Бруно здесь говорит? Он очень прост. Бруно возвращает ренессансную магию к ее языческим истокам; он отбрасывает слабые попытки Фичино создать уютную, безвредную магию при помощи маскировки ее главного источника - “Асклепия”, презирает религиозных герметиков, пытающихся создать христианский герметизм без “Асклепия”, объявляет себя последовательным египтянином, который, как Цельс в полемике с христианством, сохраненной у Оригена, оплакивает уничтожение христианами греческого культа естественных богов и религии египтян, посредством которой те приближались к божественным идеям, умопостигаемому солнцу, Единому неоплатонизма.
Поэтому он может целиком процитировать Плач из “Асклепия”, переводя его возвышенные периоды на итальянский:
Разве ты не знаешь, о Асклепий, что Египет - подобие неба? …Воистину наша земля - храм мира! Но, увы, придет время, когда станут думать, будто Египет тщетно был верным поклонником божества… О, Египет, Египет! Только сказки останутся от твоей религии… Тьма возобладает над светом, смерть станут считать полезнее жизни, никто не поднимет очей своих к небу, на религиозного человека будут смотреть как на безумца, неблагочестивого станут считать благоразумным, необузданного - сильным, злейшего - добрым. И - поверишь ли мне? - даже смертную казнь определят тому, кто будет исповедовать религию разума; ибо явится новая правда, новые законы, не останется ничего святого, ничего религиозного, не раздастся ни одного слова, достойного неба или небожителей. Одни только ангелы погибели пребудут, и, смешавшись с людьми, толкнут несчастных на дерзость ко всякому злу, якобы к справедливости, и дадут тем самым предлог для войн, для грабительства, обмана и всего прочего, противного душе и естественной справедливости: и то будет старость и безверие мира! Но не сомневайся, Асклепий, ибо, после того как исполнится все это, Господь и Отец Бог, управитель мира, всемогущий промыслитель… несомненно, положит конец этому позору и воззовет мир к древнему виду.
И действительно, что-то подобное составляет, видимо, последнюю тайну “Изгнания торжествующего зверя” - манипулируя небесными образами, от которых зависит все дольнее, маг осуществляет реформу. “Если так мы обновим наше небо, - говорит Юпитер, - то обновятся созвездия и влияния, обновятся внушения, обновятся судьбы, ибо от сего горнего мира зависит все”. Точно так же в “Деве мира”, когда боги собрались в полном составе, чтобы реформировать выродившийся мир, произошло “второе излияние божественной природы” на стихии мира. В контексте такого рода представлений и следует читать “Изгнание…”. Образы созвездий - это не просто литературный прием, использованный в забавной сатире на положение дел в религии и обществе в конце XVI века. Реформируя душу мага, реформа начинается и на небесах, с перегруппировки или очищения небесных образов, обликов небесных богов, которые реформируют зодиак и северные и южные созвездия.
И о чем это напоминает? Разумеется, о магическом городе Адоцентине в “Пикатрикс”, построенном Гермесом Трисмегистом, который расположил по окружности города “высеченные образы и разместил их так, что под их воздействием жители делались добродетельны и удалялись от всякого зла и вреда”. Здесь, предположительно, устанавливается связь между Гермесом Трисмегистом в качестве мага и Гермесом Трисмегистом в качестве законодателя египтян, который дал им благие уставы и следил за их соблюдением. И такой же может быть связь в “Изгнании…” между манипуляцией или реформой небесных образов и всеобщей моральной и религиозной реформой.
В “Пикатрикс” про Гермеса Трисмегиста сказано, что он построил храм Солнца, и мы решили, что читатели магического учебника могли усмотреть связь между этим храмом и городом Адоцентином, с одной стороны, и, с другой, таинственным замечанием в “Асклепии”, в завершающем Плач пророчестве о грядущем восстановлении египетской религии и законов: “Боги, правящие землей, восстанут и воцарятся в Городе на самом краю Египта, в Городе, который будет основан в стороне заходящего солнца и в который поспешат по суше и по морю все племена смертных”. О магических городах солнца думал и Бруно, как показывает запись в бесценном дневнике библиотекаря аббатства Сен-Виктор: “Иорданус сказал мне, что ничего не знает о городе, построенном герцогом Флоренции, где говорят только на латыни, но слышал, что говорили, будто этот герцог хочет построить Civitas solis [Город солнца], где солнце будет светить все дни в году, как в других городах, таких, как Рим или Родос”.
И в этих же странных магических областях надо разместить и идеальную республику, или Город Солнца, Кампанеллы, с его астральной религией и культом солнца. В одной из следующих глав мы попробуем сравнить “Город Солнца” Кампанеллы и “Изгнание…” Бруно, имеющие между собой много общего, особенно в этике общественной пользы и гражданского служения и в использовании образования и изобретательства на благо общества, что и для Бруно и для Кампанеллы составляет необходимую часть реформированного общества. …
Как бы то ни было, магический герметизм Бруно предлагал недовольной прокатолической интеллигенции и другим испытывающим тайное недовольство слоям елизаветинского общества новое направление для мечтаний, совершенно независимое от ненавистного испанского католицизма. Написанное смелым, драматическим стилем, с яркими образами и очень оригинальным лукиановским или небесным юмором, “Изгнание торжествующего зверя”, вполне возможно, сыграло определенную роль в формировании елизаветинского Ренессанса. В сильной и неприкрытой форме книга предлагала давно уже заложенный в самую сердцевину ренессансного неоплатонизма заряд динамита - магию “Асклепия”.
Как небесная реформа на самом деле происходит внутри личности, так и переживания “Героического энтузиазма” суть переживания внутренние. Уже имея “божественное в себе”, маг не должен искать его вне себя. Ибо “божественное в нас находится благодаря силе преобразованного ума и воли”. По мнению Бруно, достоинство Человека-Мага - внутри личности, и он применяет к воображению внутренние магические техники, чтобы достичь гнозиса.
Свою “египетскую” или герметическую реформу Бруно считал весьма актуальной для того времени, в которое жил.
Великолепная магическая религия египтян вернется, их нравственные установления придут на смену хаосу нынешнего века.
По книге Фрэнсис Йейтс
ДЖОРДАНО БРУНО И ГЕРМЕТИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ.
.
“Мне говорят, что я своими утверждениями хочу перевернуть мир вверх дном. Но разве было бы плохо перевернуть перевернутый мир?”
Джордано Бруно
/
* * *
«Ковчег под предводительством осла - Вот мир людей. Живите во Вселенной. Земля - вертеп обмана, лжи и зла. Живите красотою неизменной. / Ты, мать-земля, душе моей близка - И далека. Люблю я смех и радость, Но в радости моей - всегда тоска, В тоске всегда - таинственная сладость!» / И вот он посох странника берет: Простите, келий сумрачные своды! Его душа, всем чуждая, живет Теперь одним: дыханием свободы. / «Вы все рабы. Царь вашей веры - Зверь: Я свергну трон слепой и мрачной веры. Вы в капище: я распахну вам дверь На блеск и свет, в лазурь и бездну Сферы / Ни бездне бездн, ни жизни грани нет. Мы остановим солнце Птоломея - И вихрь миров, несметный сонм планет, Пред нами развернется, пламенея!» / И он дерзнул на все - вплоть до небес. Но разрушенье - жажда созиданья, И, разрушая, жаждал он чудес - Божественной гармонии Созданья. / Глаза сияют, дерзкая мечта В мир откровений радостных уносит. Лишь в истине - и цель и красота. Но тем сильнее сердце жизни просит. / «Ты, девочка! ты, с ангельским лицом, Поющая над старой звонкой лютней! Я мог твоим быть другом и отцом… Но я один. Нет в мире бесприютней! / Высоко нес я стяг своей любви. Но есть другие радости, другие: Оледенив желания свои, Я только твой, познание - София!» / И вот опять он странник. И опять Глядит он вдаль. Глаза блестят, но строго Его лицо. Враги, вам не понять, Что бог есть Свет. И он умрет за бога. / «Мир - бездна бездн. И каждый атом в нем Проникнут богом - жизнью, красотою. Живя и умирая, мы живем Единою, всемирною Душою. / Ты, с лютнею! Мечты твоих очей Не эту ль Жизнь и Радость отражали? Ты, солнце! вы, созвездия ночей! Вы только этой Радостью дышали». / И маленький тревожный человек С блестящим взглядом, ярким и холодным, Идет в огонь. «Умерший в рабский век Бессмертием венчается - в свободном! / Я умираю - ибо так хочу. Развей, палач, развей мой прах, презренный! Привет Вселенной, Солнцу! Палачу! - Он мысль мою развеет по Вселенной!»Иван Бунин «Джордано Бруно»
/
Бруно (Bruno) Джордано Филиппо (1548-1600) - итальянский мистик, философ и поэт. Основные работы: «О причине, начале и едином» (1584), «О бесконечности, Вселенной и мирах» (1584), «Изгнание торжествующего зверя» (1584), «О героическом энтузиазме» (1585), «Светильник тридцати статуй» (1587), «Сто шестьдесят тезисов против математиков и философов нашего времени» (1588), «Свод метафизических терминов» (1591), «О безмерном и неисчислимых» (1591), «О монаде, числе и фигуре» (1591), «О составлении образов» (1591) и др.
