Эзотерика * Aquarius-eso.ru

Новости, статьи

М. Волошин

ПУТИ ЭРОСА (продолжение) 

 Эрос, ведущий человека по восходящей линии, не­престанно борется против пола как против деторождения. Он должен прежде истощить пол, сделать его бесплодным, чтобы великий животный ритм, находящий себе исход в деторождении, перевести в более высокие области, бессо­знательное дробление в потомстве обратить в сознательное мистическое творчество.

В поисках исхода из деторождения Эрос устремляет ис­кание пола от красоты женского тела на красоту человечес­кого тела вообще, от одного тела ко многим, от прекрасных тел к прекрасным деяниям, от деяний к знаниям и от знаний к созерцанию вечной красоты, согласно порядку ступеней, раскрытому Диотимой Сократу.

Человек похож на уровень воды в двух соединенных со­судах. Повышение уровня в одном сосуде неизбежно вызы­вает понижение в другом.

Пол и Эрос, как две бадьи на коромысле колодца.

Когда Эрос подымается к божеству, пол, отходя от бо­жества, опускается в грех.

«Так силы небесные нисходят и восходят, простирая друг к другу золотые бадьи», - говорит Гёте.

Пол ищет греха, смерти, растворения в материи. Эрос преодолевает смерть, ищет воскресения, высшего слияния, преображает, просветляет материю.

Поэтому стремление вверх в область Эроса связано с падением вниз в области пола.

Для Платона это было законом. Но он не различал сту­пеней вниз и ступеней вверх. Для него все ступени были вверх, и стремление к созерцанию Вечной красоты для него естественно начиналось с погружения в те области, которые мы зовем областями порока и сладострастия.

Для нас это обратилось в трагедию духа, в непримири­мую антиномичность нашей природы.

Теперь перейдем в ту область борьбы Эроса с деторож­дением, в ту область уклонов и обходов пола, которая для эл­лина была естественным путем к духовной красоте, а в наше время превратилась в область запрещенную и внушающую отвращение и ужас.

Платон так говорит устами Аристофана о возникнове­нии страсти:

«Человеческая природа была не такая, как теперь, а сов­сем иная. Она была и мужская, и женская, и андрогинная, и все люди были круглыми, соединенные по два плечами и бедрами. Они ходили прямо: и вперед и назад, как им было угодно. А когда они хотели идти быстрее, то неслись куба­рем, опираясь на все свои восемь оконечностей.

Они были ужасно сильны и крепки и вместе с тем на­столько мужественны духом, что пытались сражаться с бо­гами.

Тогда Зевс рассек людей надвое, как делят яйца попо­лам волосом, и приказал Аполлону залечить раны и повер­нуть лица людей в сторону разреза.

После этого разделения каждая половина старалась встретить ту, от которой она была отделена, и, встретившись, люди стали обниматься руками и сплетаться с такой силой, чтобы слиться, что погибали от голода и бездействия.

Вот с какого отдаленного времени любовь присуща че­ловеку. Она возвращает нас к прошлому состоянию, из двух делая одно, восстановляет первобытное совершенство чело­веческой природы.

Каждый из нас только половина человека, отделенная от своей половины, как камбала. Мужчины, происшедшие из существ, соединявших в себе оба пола, т.е. от андрогинов, любят женщин. Что же касается женщин, происшедших от существ женского пола, то они не обращают внимания на мужчин и более склонны к женщинам. Мужчины, которые происходят от существ мужского рода, ищут мужчин. Среди отроков они первые потому, что их характер наиболее му­жественный. Их напрасно обвиняют в бесстыдстве. Не по недостатку стыда они ведут себя таким образом, а по муже­ственности и силе своей натуры стремятся к себе подобным.

Доказательством этому служит то, что с годами они оказываются наиболее способными служить государству.

Если им удастся встретить свою половину, их охватыва­ет нежность, симпатия и любовь. Они проводят жизнь вмес­те и не в состоянии дать отчета, чего желают друг от друга. Не одно удовольствие чувств составляет для них счастье их общей жизни. Ясно, что душа их ищет чего-то иного, чего им не высказать словами и что они только угадывают, пред­чувствуют, выражают одними только намеками.

Причина в том, что наша первобытная природа была едина и мы были совершенны. Стремление к этому единству зовется любовью - Эросом».

Эта дерзкая фантазия, вложенная Платоном в уста Аристофана, носит характер грандиозного и мистического буффонства, подобно средневековым Химерам и орнамен­тальным чудовищам и карикатурам готических соборов. Титанический комизм придает особую пластичность и ре­альность отвлеченным символам, лежащим в основе этой притчи «о круглых людях». В описании их Аристофан совпадает неожиданно с видением пророка Иезекииля, который видел четырех божественных су­ществ, которые были похожи на людей, и между тем представлялись ему в виде колес, которые двигались в четыре разные стороны, ибо в них пребывал дух живой.

Круглые люди - символ древнего, неразделенного пола.

В своем четком и ясном рассказе Аристофан упрощает происшедшую катастрофу, говоря только о физическом теле человека и умалчивая о той бо­жественной сущности, которая низошла в материю в образе человека.

Рассекновение физического тела на два пола, уже потенциально су­ществовавшие в нем, ведет к тому, что андрогинное существо, ставшее муж­чиной, свою женскую сущность воплощает в своем духе, а ставшее женщиной вырабатывает себе мужскую душу.

Мистически все люди остаются андрогинами и пол души всегда проти­воположен полу тела. Поэтому женская интуитивная душа мужчины должна быть оплодотворена мужской аналитической душой женщины, и только тогда она может  рождать в духе, то есть в творчестве

Первобытная космическая разница полов, существую­щая в природе, стирается и уравновешивается духом челове­ка, который снова возвращается в своем обратном восхожде­нии к ступеням андрогинного единства природы.

Интеллектуальное господство мужчины в человечес­ком обществе уже служит ясным указанием, на какую высоту поднялся восходящий дух человека и как сгладились все отличия и разницы мужского и женского в человеческом мире.

Тип рода - женщина. Мужчина - случайность. Во всей природе основной пол - женский.

В области чистого пола женская воспринимающая сти­хия - это всё.

Реми де Гурмон в своей книге «Physique de l’Amour» го­ворит со всей грубою точностью естественно-научного жар­гона:

«Самка - это механизм, который для того, чтобы прий­ти в движение, должен быть заведен ключом. Самец - это ключ. Были сделаны опыты оплодотворения при помощи фальшивых ключей. Посредством различных химических раздражителей - кислот, алкалоидов, сахара, соли, алкого­ля, эфира, хлороформа, стрихнина, газа, углекислоты уда­валось вызвать цветение морских звезд и оплодотворение морских ежей».

Вся инволюция лежит в женской стихии. Пол в жен­ском, а не в мужском. Вечно-женственное - идеал пола. Вечно-мужественное - идеал Эроса. Но в человеческом мире это не совсем так, потому что все мы гермафродиты в духе своем, и разделение физической стихии в человеке ста­ло почти формально.

«Оплодотворение в том смысле, как обыкновенно принимают это понятие, чистая иллюзия, - продолжает Р. де Гурмон. - Мужчина не оплодотворяет женщины. То, что происходит, - несравненно более таинственно и более просто. От мужчины и от женщины в момент зачатия са­мопроизвольно рождаются без оплодотворения маленькие существа, мужские и женские. И уже между двумя из этих вновь созданных существ происходит оплодотворение. И от них уже родится некое новое существо, которое, вырастая естественным ростом, становится человеком».

Настолько отдаленно и слабо человек соприкасается с первичной неуклонной сферой пола и деторождения. За­рождение совершается между двух неведомых его сознанию микроскопических существ. Сам же он всем своим сущест­вом живет в области Эроса.

Я продолжаю цитировать Реми де Гурмона “Physique de l’Amour sexuelle”, единственный естественнонаучный труд, в котором сделана по­пытка широкого научного обобщения в области пола; там между прочим Р. де Гурмон высказывает такие весьма важные и знаменательные мысли о морали.

«Невежество - тиранично. Те, кто изобрел естествен­ную мораль, весьма мало знакомы с природой; это позво­ляет им быть строгими, ибо никакое точное знание не за­трудняет уверенности их суждений. После внимательного изучения видов любви, существующей в животном царстве, каждый моралист станет скромнее, если не придет к созна­нию полной невозможности определить естественность или неестественность данного факта».

В действительности же все естественно.

Изобретательность каждого вида в отдельности неве­лика, но изобретательность всей фауны вообще - огромна, и нет таких человеческих изобретений - из тех, которые мы называем извращениями, которые не были законны и нор­мальны в той или другой области животного царства.

Стихи Бодлера, бичующие тех, которые хотят «aux choses de l’Amour meler I’honnetete», имеют не только моральное значение, но и научное.

Медики, изучавшие эти вопросы, имели дело только с болезнями, и на их наблюдениях основываться никак не­льзя.

Чрезвычайно трудно провести линию между нормаль­ным и ненормальным, особенно когда дело идет о человеке.

Что же нормально и что естественно? Природа не знает определения «естественно», которое взято из ее души, ис­полненной иллюзиями, частью в ироническом смысле, час­тью по невежеству.

Человек, который соединяет в себе все возможности животных, все трудолюбивые инстинкты, все виды произ­водств, не мог не унаследовать методов пола: и нет ни одного вида сладострастия, которое не было бы в природе нормаль­но для того или иного животного типа.

Паучихи и богомолы съедают своих самцов; жабы-самцы высасывают из своих самок икру, чтобы оплодотворить ее; большая часть рыб совершенно не знает своих самок и не прикасается к ним, опло­дотворяя непосредственно икру, так что влечение их пола устремлено у них на предмет, имеющий отношение к женщине, но не самое женщину, как у тех из людей, которых медики записывают в класс фетишистов; есть роды улиток-гермафродитов, которые в периоды любви составляют кольцеобразные хороводы, подобные тем фигурам, которыми раздражали сонную пресыщен­ность Тиберия и Гелиогабала и которые в древности носили позорное имя «спинтриев». У пиявок-гермафродитов мужской и женский пол находится на различных оконечностях тела, что ведет к той форме двойного объятия, которая считается такой постыдной в медицинских хрониках… и так далее. Длинная вереница чудовищных образов, напоминающих дьявольские шаба­ши средневековых ведьм и чудовищные оргии Брейгеля Адского.

Все сладостные, чудовищные, страшные и мистические виды любви, которые искушающий и многохитрый пол рас­сеял по всем ступеням великой лестницы живых существ, соединены в человеке, и по тайной индусской «Кама Сутра» они составляют шестьсот шестьдесят шесть фигур любви - «Veneris figurae», изображавшихся на стенах древних храмов и на алтарях Афродиты Пестропрестольной.

Через шестьсот шестьдесят шесть символических ступеней звериного естества, через 666 различных видов страстного огня, должен пройти божественный дух, чтобы просиять алмазным светом высшей мудрости, которая в единой руке соберет все нити физической природы и сдела­ет человека действительным, верховным повелителем ее.

В этом смысл стихотворения Вячеслава Иванова.

Триста тридцать три соблазна, триста тридцать три обряда,
Где страстная ранит разно многострастная услада,
На два пола - знак раскола - кто умножит, сможет счесть:
Шестьдесят и шесть объятий и шестьсот приятии есть.
Триста тридцать три соблазна, триста тридцать три дороги -
Слабым в гибель, - чьи алмазны светоносные сердца,
Тем на подвиг ярой пытки, - риши Гангеса и йоги
Развернули в длинном свитке от начала до конца.
В грозном ритме сладострастии, к чаше огненных познаний,
Припадай, Браман, заране опаленным краем уст,
Чтоб с колес святых бесстрастии клик последних заклинаний
Мог собрать в единой длани все узлы горящих узд.

Эрос ведет человека трудным и страстным путем через триста тридцать три символических ступени соблазна.

Становятся понятны теперь слова Диотимы о том, что Эрос похож на мать свою Пению, что он всегда нищ, совсем не нежен и не прекрасен, как думают многие, а худощав, гря­зен, необут, бесприютен, ложится на землю, спит под откры­тым небом у дверей домов на улице и всегда терпит нужду.

Таков Эрос, совершающий свой путь в стихии пола. Но из этой стихии он ведет к мужественным деяниям, знаниям и к созерцанию вечной красоты.

Через грозный ритм сладострастия он ведет к алмаз­ным и девственно чистым ступеням высшего Познания.

Эти ступени недоступны тем, кто не прошел первых ступеней и не держит в руках горящие узды страстей своих.

Эрос ценит только преодоленную страсть. Там, где нет преодоления, - там нет и Эроса.

Перед лицом Эроса порок и добродетель - только два различных вида одного и того же очистительного пламени, в котором сгорает физическая природа человека.

Перед лицом Эроса пламя аскетизма и пламя сладо­страстия одинаково святы, и своим переменным огнем оди­наково прокаливают и опрозрачивают физическую природу человека.

В индусской притче Брама говорит умершему великому Святому:

«Тебе осталось немного воплощений в физическом мире. Чем хочешь ты быть на земле: шесть раз святым или два раза демоном?

- Конечно, я хочу быть два раза демоном, - отвечает Святой».

Путь порока труднее, мучительнее и страшнее, но он  более прямо ведет к конечной цели и к сли­янию с Божеством. Поэтому следует, согласно Платону, с юного возраста искать прекрасные тела. Сперва любить тело Женщины, потом человеческое тело вообще, оставив всякую исключительность, постепенно переходя от тела к душе, от души к деянию, от деяний к знанию и созерцанию Вечной красоты.

В грозном ритме сладострастии, к чаше огненных познаний
Припадай, Браман, заране опаленным краем уст,
Чтоб с колес святых бесстрастии клик последних заклинаний
Мог собрать в единой длани все узлы горящих узд.

Прогрессия морального восхождения развивается Диотимой совершенно последовательно. Это постепенное ос­вобождение Эроса от похоти.

Любовью похотливой и сладострастной правит Афро­дита Всенародная - Афродита Пандемос. Эрос возникает только тогда, когда похоть заменяется восторгом пред кра­сотой тела и перед красотой души. Эрос ничего общего не имеет с деторождением. Он стремится к красоте. «Эрос рож­дает в красоте», - говорит Диотима.

 Вл. Соловьев ставит закон обратной пропорции между силой любви и деторож­дением. Эрос уже не может насытиться обладанием. Безысход­ность - основное качество Эроса.

«Безысходность и глубина - это признаки величайших таинств Земли».

Похоть подымает голодную волну страсти, бросает Мужское на женское и, сжав два тела в огненном трепете, отпускает их сытыми и равнодушными. Эрос же никогда не Может удовлетвориться, никогда не может насытиться. Голод в страсти может толкнуть Эроса к сплетению тел, но никакие обладания не могут дать ему выхода, так как Эрос творит только в Красоте. Поэтому, когда встречаются две половины Древнего «Круглого человека», они сплетаются руками с та­кой силой, что погибают от голода и бездействия.

Юноши, беседующие в «Пире», хотят освободить чело­века от похоти и совершенно логично отрицают пол. Павзаний говорит:

«Эрос Афродиты Всенародной груб и совершает толь­ко низменные поступки. Этому Эросу предаются простые люди. Они любят всех - мужчин и женщин - и предпочи­тают тело душе.

Эрос Афродиты Небесной стремится только к одно­му полу. Он внушает любовь к полу более великодушному, более умному. По любви к юношам можно узнать служите­лей истинной любви. Они привязываются к юношам в том возрасте, когда начинает у тех уже развиваться ум и расти борода. Они остаются верными на всю жизнь. Они не ста­нут пользоваться неблагоразумием юноши, чтобы, посме­явшись над ним, потом покинуть его и бежать к другому. Следовало бы, право, установить закон, запрещающий лю­бить слишком молодых людей, чтобы не отдавать своих за­бот столь еще неопределенным существам. Неизвестно, чем станут эти мальчики впоследствии телом и душой, в какую сторону обратятся они - в сторону добродетели или порока. Люди мудрые сами возлагают на себя такой закон. Но надо заставить ему подчиниться грубых любовников, потому что именно эти люди унижают любовь. Благодаря им говорят некоторые, что постыдно ухаживать за любимым челове­ком, но говорят это ввиду неуместной и неправильной люб­ви. Ничего нет дурного в деле, совершаемом правильно и законно.

В Ионии и в иных странах, подчиненных, варварам, считают постыдными и любовь, и философию, и гимнасти­ку. Тираны не желают видеть в своих подданных ни силь­ной дружбы, ни сильного духа. А эти свойства лучше всех создают любовь. Тираны Афин испытали это некогда на себе: любовь Аристогетона и дружба Гармодия сокрушили их владычество. Таким образом, ясно, что в тех странах, где юноше считается позорным отвечать на любовь юноши, та­кая суровость ведет свое начало от порочности законодате­лей, от несправедливости тиранов и трусости подданных».

Павзаний продолжает свою мысль:

«Порочным я называю того пошлого любовника, кото­рый тело предпочитает душе, потому что его любовь непро­должительна - он любит вещь тленную. Едва проходит цвет молодости того, кого он любит, как он улетает уже к другому. Влюбленный же в прекрасную душу остается верным всю жизнь».

Федр еще более резко, чем Павзаний, подчеркивает любовь юноши к юноше в противоположность похоти муж­чины к женщине:

«Ни знатность, ни почести, ни богатство, а только Эрос научает нас, как хорошо поступать в жизни, т. е. как избе­гать постыдного и стремиться к добру. Если бы когда-нибудь могли существовать народ или войско, состоящее только из влюбленных друг в друга, то народ этот более других любил бы добродетель и ненавидел бы порок. Люди, соединенные таким образом, могли бы в сражении покорить весь мир».

Со времени Платона пути Эроса не изменились, но прохождение по ним сделалось и труднее и опаснее. То, в чем эллины видели нормальный и естественный переход от пола к духу, для европейского общества стало отвратительным и ужасным явлением, занесенным в рубрику психических бо­лезней. Платон сказал бы, что эта суровость «ведет начало в себе от порочности законодателей, от несправедливости ти­ранов и трусости подданных».

По-прежнему «силы небесные восходят и нисходят, простирая друг к другу золотые бадьи», и золотая бадья Эроса, поднимаясь к Богу, влечет за собой отпаденье пола от Бога в грех.

По-прежнему тот, кто возлюбил не одно женское тело, а человеческое тело вообще, ищет в обладании исхода для своего безысходного чувства, по-прежнему сложная душа Человека в своем восходящем движении ищет конечное единение, мужскую стихию духа устремляя к мужской, в про­тивоположность полу, который нудит соединение противо­положного и дробление человеческого духа в потомстве.

Надо останавливаться на этих отпадениях и уклонах путей Эроса потому, что, находясь в глубоком противоречии с моральными убеждениями современного общества, они вызывают слепую ненависть и безусловное осуждение в тех областях переживаний человеческой души, которые нужда­ются в особенно беспристрастном и спокойном обсуждении и исследовании.

Путь мужской любви вовсе не представляет неизбеж­ного пути Эроса. Многие, конечно, никогда не столкнутся с этими ступенями и пройдут, не замечая и не подозревая об них.

Эрос борется вовсе не за мужчину и вовсе не против женщины. Он борется против материи, которая представля­ет женскую стихию мира, в противоположность духу - сти­хии мужской. В человечестве женщина и мужчина совер­шенно не являются представителями этих мировых стихий.

Человечество, само по себе, вне каких бы то ни было делений пола, является мужской стихией по отношению к женской стихии - природе.

Женщина, так же как мужчина, идет путями Эроса. В человечестве на своих первых ступенях эти пути представ­ляют борьбу не против женщины, а против похоти, против деторождения.

Эрос стремится всю энергию пола перевести в искус­ство, в науку, в художественное творчество, в религиозное чувство.

И любовь между юношами у Платона вовсе не подра­зумевает физической связи. Платон допускает ее, извиняет ее как остаток похоти к женщине, но он говорит только о любви к мужскому духу. И ставит в последней части «Пира» идеалом совершенно чистую любовь Сократа к Алкивиаду, намеренно подчеркивая, что между ними не было физичес­кого прикосновения.

В христианстве борьба Эроса против похоти и деторож­дения вылилась в аскетизме и в борьбе с плотью.

Мужскую стихию, которую искали платоновские юноши, христианство нашло в духе.

Пламя мистики так же сжигает и очищает тело, как и пламя земной страсти. Поэтому в мистический аске­тизм вливается так неожиданно и соблазнительно волна чувственности и сладострастия, как это было в Испании в XVII веке во времена св. Терезы.

Пути христианского средневекового Эроса в извилинах своих настолько же жутки, сомнительны и двусмысленны, насколько ясны и гармоничны пути Эроса Эллинского; но те же ступени сгорания плоти, в аскетизме, проходят в са­мой душе человека. Искушения христианских святых ана­логичны сатанинским оргиям и шабашам ведьм.

Также, как и Эрос, Христос ставит первыми ступенями на пути к себе отпадение от Бога в грех. Он ищет заблудшую овцу. Добродетельному праведнику он предпочитает раска­явшегося грешника. Он зовет к себе уже прошедших сквозь горн страстей: Магдалину, разбойника, мытаря.

Ближе к Христу тот, кто глубже погружен в грех, кто больнее и унизительнее распят в материи, как Петр - вниз головой.

Отпадший Ангел ближе к Христу, чем Элоим. Человек ближе, чем Ангел. Ибо Ангелы - это демоны, которым еще предстоит воплощение. Апостол Павел говорит о том, что человек выше Ангелов.

Пути Христа сплетаются и совпадают с путями Эроса.

Слова Парменида о творении:

«Первый бог, который был создан, - Эрос» - странно созвучны словам «В начале было Слово». Гезиод говорит: «В начале был Хаос, затем широкодонная земля (т. е. мате­рия), основа всего сущего, и Эрос».

«Нет бога древнее его, и имен его родителей мы не Встречаем ни у прозаиков, ни у поэтов», - говорит Федр в Начале «Пира», приводя цитаты из Гезиода и Парменида.

Эрос есть божественная воля, творящая мир, могучий ток, который охватывает все ступени, все сферы вселенной.

Эросу подвластны и боги и люди. Он посредник меж­ду теми и другими. В нем та сила творчества, которая делает возможным переход с одной ступени на другую.

Бог словом своим творит мир, словом своим он распи­нается в материи, словом своим он сам себя низводит во все­ленную и наполняет ее.

Вселенная - это пламя Божественного Слова. Слово это Эрос.

Если бы первый стих Евангелия от Иоанна был напи­сан Парменидом, он звучал бы так:

«В начале был Эрос. И Эрос был у Бога, и Эрос был Бог».

Тождество Христа и Эроса в первые века христианства было так очевидно, что Христос изображался в катакомбах в виде Эроса, ведущего за руку душу Психею - знаменатель­ный символ, который дает ключ к пониманию нисходящего и восходящего тока, проходящего через человека.

Христос в человечестве сын Марии.

В имени Марии скрыто символическое созвучие. Оно созвучно понятию Мара - иллюзия, Майя - праматерь, ма­терия, Amor - любовь, море - образ Хаоса, источник всего сущего.

Христос - сын Всемирной Майи.

Майей звали мать Будды. Майей звали мать Герме­са - бога сумерек, бога познания, который сдергивает го­лубое покрывало дня с ночных звезд.

История возникновения мира в этих строках мисти­ческого гимна в честь Девы Марии:

Славься, Мария. Хвалите, хвалите
Крестные тайны Во тьме естества.
Муля-Пракрити -Покров Божества.
Дремная греза Отца Парабрамы,
Сонная Майя - Праматерь-материя.
Грезы из грезы - Вскрываются храмы.
Жертвы и смерти Живая мистерия.
Марево-Мара,
Море безмерное,
Amor-Maria -
Звезда над морями.
Мерного рябью разбилась вселенная.
В ритме вскрывается
Тайна глубинная,
В пенные крылья свои голубиные,
Морем овита
Из влаги рожденная,
Мать-Афродита, -
Звезда - над морями.
Майею в мире рождается Будда,
В областях звездных
Над миром парит.
Верьте свершителю
Вышнего чуда:
Пламя угасшее в безднах
Горит.
Майя, принявшая Бога на крест.
Майя, зачавшая Вечер - Гермес.
С пламени вещих Несущихся звезд
Сорвана дня голубая завеса.
Майя - Мария! Мы в безднах погасли,
Мы путь совершили,
Мы в темные ясли Бога сложили.
Ave Maria…

Среди легенд парижской Notre-Dame существует без­умная и пронзительная легенда об одном аббате, мысль ко­торого была в течение многих лет сосредоточена на догмате Искупления.

«Если кто-нибудь в мире может быть наказан вечными муками, то только Апостол Иуда, предавший Христа», - го­ворил он себе.

Но тут мысль его сказала ему: «Если из всего человече­ства только один Иуда будет осужден на вечные страдания, то тогда Агнец, принявший на себя грехи мира, не Христос, а Иуда. На нем одном сосредоточены все грехи, страданья и искупленье человечества».

Однажды ночью, когда он одиноко стоял коленопрек­лоненный в Соборе, он обратился к Христу с безумной мо­литвой:

«Господи. Я маловерен. Но если это так. Если Иуда действительно самый чистый и самый сильный из Твоих учеников, и на его плечи возложил Ты все бремя человече­ского греха и страдания, если он действительно теперь в раю с Тобою и сидит на троне одесную Тебя… Господи, я малове­рен… Дай мне знак, что это действительно так».

И в это мгновенье он почувствовал, как на плечо его легла длинная, сухая, горячая рука, в которой он узнал руку Иуды.

Христос - это меч, пронзивший бездну звездную и бездну человеческую в одно мгновение от заката до восхода мира.

В этот момент луч божества, погасший на дне прамате­ри-материи, засветился и стал восходить к Богу.

Древнее обетование креста исполнилось во Христе.

Эрос - Христос - это восхождение человечества к сво­ей предвечной прародине.

Но рядом с человеком Христом стоит человек Иуда.

Рядом с жертвой Христа подвиг Иуды. В этом указание и великий символ.

Христос - Эрос. Иуда - материя.

Иуда - охранитель и собиратель. Но он становится высшим среди двенадцати, самым мощным, самым посвя­щенным из Апостолов. Божественный Агнец должен быть заклан на Алтаре рукою жреца, и рука эта должна быть чис­та и тверда.

«Один из вас предаст Меня» - это не упрек, а вопрос: кто из вас примет на себя бремя заклания? И каждый из Апостолов робко спрашивает: «Не я ли, Господи?»

Тогда Христос обмакивает хлеб в соль, что обозначает передачу своей силы, и дает Иуде.

Иуда выходит из собрания Апостолов, приняв на себя подвиг высшей жертвы и высшего смирения.

Вся гордость, мудрость и мощь законов, образующих и живящих материю, в лице Иуды принимает на себя великую жертву уничижения, смирения и позора, ибо подвиг Иуды -в его позоре и поругании.

Иуда должен предать Христа, чтобы Христос мог уме­реть и воскреснуть.

В каждом человеке живет Христос и Иуда, и в каждом человеке Иуда приносит в жертву Христа, плоть предает Эроса, и только благодаря ей Эрос - Христос может вос­креснуть. Поцелуй любви - поцелуй Иуды Христу.

Человечеству предстоит понять и принять подвиг Иуды: высшее смирение физической природы перед преступле­нием, перед грехопадением, во имя единения в духе, во имя Эроса - Воскресителя, во имя Христа.

Прими причастие Иудино - кусок хлеба, омоченного в соль, и исполни, что задумал.

Leave a Reply

You must be logged in to post a comment.